Кто укокошил натурщика? (сборник)

Кофанов Геннадий Михайлович

Вот оно что! Я оказался в плену у слонообразного брата по разуму, представителя цивилизации, создающей роботов! Человечество сотни лет ищет в космосе разумную жизнь, а первым её нашёл я! Вернее, она – меня! Но как же исследователи, уже не первый десяток лет изучающие эту планету, могли, выражаясь словами баснописца, «слона-то и не приметить»?! Если цивилизация двухоботов достигла такого уровня, что они создают столь совершенных роботов, то на Тригее должны быть их города, заводы, лаборатории… Но ничего подобного исследователи на сей планете не обнаружили.

Между тем двухоботы-роботы беспрепятственно вошли в мой «заколдованный круг» и, не обращая на меня внимания, принялись из принесённых

предметов собирать некие конструкции. Просто любо-дорого было смотреть, как мастерски они трудятся. Всего за пару минут смонтировали. Оказалось – кормушку, поилку, купальню (к которым чуть позже подвели шланг, подававший воду из ближайшего ручья) и конуру. В мои «апартаменты» было помещено и нечто вроде противня или подноса с песком. На этот песок я вскоре справил естественные надобности, за неимением унитаза, после чего песок был заменён чистым, и в дальнейшем я испражнялся именно туда, и песок регулярно заменялся.

Такие же «удобства» слоноподобные роботы установили и в «заколдованных кругах» животных, включая Паломида. Из чего я сделал вывод, что пушистый «кентавр» – хозяин роботов – воспринимает меня не как брата по разуму, а как дикого зверя.

Меня сие обстоятельство оскорбило. Как! Меня! Гомо сапиенса! Человека разумного! Ставить вровень с какими-то тварями неразумными!

Может, его ввела в заблуждение моя нагота? Впрочем, он и сам не носит одежду. Или его заблуждение на мой счёт связано с тем, что внешне я на него не похож. Может, он уверен, что всякое разумное существо обязано иметь пару хоботов и четыре ноги. Мы же, земляне, гомо сапиенсы, разыскивая в космосе братьев по разуму, рассчитывали, что они окажутся гуманоидами, то есть похожими на нас не только разумом, но и внешностью. Только фантасты в своих сочинениях иногда изображали разумную жизнь, не схожую с нами: то в виде интеллектуальных гигантских насекомых, то в виде думающего океана, то… Если бы не двухоботные роботы и не силовое поле «заколдованных кругов», то я бы тоже принял пушистого «кентавра» за дикого зверя.

Конечно, я попытался убедить слоноподобного брата по разуму в том, что я тоже существо высшего порядка. Я кричал ему, мол, «мы с тобой братья по разуму, я тоже представитель развитой цивилизации», надеясь, что моё умение разговаривать, пусть и на непонятном для него языке, рассеет его заблуждение. Не рассеяло. Похоже, он вообще не слышал моих воплей. Наверно, он издаёт и воспринимает только инфразвуки, и мой голос был для него ультразвуком, который его уши не воспринимали, как наши уши не воспринимают крики летучих мышей; наверно, с его точки зрения, я лишь молча шевелил ртом. Впрочем, если бы даже слышал… Умение живого существа издавать звуки люди не считают признаком разума. Мы же не считаем воробья братом по разуму оттого, что он умеет чирикать, а кузнечика – оттого, что он умеет стрекотать.

Тогда я попытался изъясняться жестами. Но все мои телодвижения, шевеления конечностями и гримасы даже мне самому показались неубедительными. Животные тоже совершают сложные движения и даже целые ритуалы, но мы объясняем их не проявлением разума, а проявлением инстинктов.

Вот если бы у меня под рукой были роботы или другие предметы нашей цивилизации… А попробуй доказать, что ты существо разумное, когда ты гол и под рукой ничего нет. Только компьютер, выглядящий бородавкой на запястье. Но бородавка на конечности живого существа не является свидетельством его разумности.

Я вспомнил, что в фантастических сочинениях земляне устанавливали контакты с представителями высокоразвитых внеземных цивилизаций, предоставляя им научные схемы, чертежи, графики из области математики, химии, физики, понятные высокоразвитым из любого уголка Вселенной.

Если бы начертать такую схему… Увы, я не мог воспользоваться этим методом. В школе у меня по этим предметам были неплохие отметки, но за годы работы в цирке я всё забыл – дрессировщикам точные науки как бы ни к чему. И вообще, такие схемы понятны учёным, но далеко не все представители цивилизаций являются таковыми. Покажи такие схемы людям на Земле, и многие, может даже большинство, не поймёт что там к чему. Не факт, что этот конкретный двухобот является именно учёным – математиком, физиком или, скажем, астрономом.

Зато я могу просто чего-нибудь нарисовать. Не будучи профессиональным художником, я рисую относительно неплохо – это моё хобби. Животные же рисовать не умеют. Это присуще только разумным. Я имею в виду, конечно, исключительно реалистическое искусство, ибо абстрактную картину может намалевать и слон, и обезьяна, и дельфин… Даже лягушка, намазанная краской, поскачет по холсту – вот вам и «шедевр» абстракционизма.

Нарисую реалистический портрет пушистого двухобота, и он сразу поймёт, что я не животное, а брат по разуму. Но чем и на чём? Сначала я пытался выцарапать изображение на стенке конуры камешком, выковырянным из почвы. Увы, пластик конуры оказался слишком прочным, а камешек – наоборот: раскрошился, не оставив царапин. Попытка наносить на ту же поверхность зелёный сок травы тоже не дала успеха – пластик был влагоотталкивающий. Тогда я стал наносить травяной сок на кору коренастого дерева. Кора была слишком рельефной, а сок слишком бледным, поэтому «живопись» выходила очень нечёткой. Когда по окончании работы я отошёл от дерева и глянул на сей «шедевр» со стороны, то с огорчением понял, что эта невнятная пачкотня, выглядящая как просто влажное пятно на коре, никак не может служить доказательством моей цивилизованности.

Наконец, я пытался добыть огонь первобытным способом, трением палочки об древесину. Животные же огня не добывают, а древесина – единственное, что есть у меня под рукой. Но сколько я ни вращал меж ладоней палочку, упирая её в оторванный от дерева кусочек коры, ни огня, ни искорки, ни дымка не возникло. То ли древесина была недостаточно сухая, то ли я делал что-то не так. Меня ж этим первобытным штукам никто не учил. Единственное, что я добыл, пытаясь добыть огонь, это волдыри на ладонях.

Итак, все мои попытки показать, что я существо разумное, оказались безуспешными, и это меня, человека эмоционального, взбесило. Я метался по «заколдованному кругу», пиная ногой конуру и дерево, и сопровождая эти пинания нецензурным монологом... После этого босая нога болела, и я хромал.

Затем, утомлённый яростью, угрюмо сидел, за неимением стула или другой мебели, на нижней горизонтальной ветви коренастого дерева.

Погружённый в свои переживания на дереве, я не очень-то обращал внимание на двухоботного робота, копошившегося в моём «заколдованном круге», а когда обратил – робот закончил возню и удалился.

Спустился с дерева глянуть, какой ещё сюрприз для меня приготовлен.

Оказалось, слоноподобный механизм принёс мне плоды разных здешних растений, тушки мелких животных и куски сырого мяса крупных, всяких червей и козявок, сноп сена…

Видимо, мне предлагалось выбрать пищу. Я был голоден, поэтому с аппетитом слопал вкусные плоды вафельного дерева, похожие на вафельные стаканчики, отчего дереву было дано такое название; картофельного дерева, почти безвкусные, но богатые белком и витаминами; ватного дерева, вкусом похожие на грецкий орех, а видом – на ватный кокон; и прочие, которыми лакомился на острове Муртазаева. Несъеденные мною продукты были роботом убраны, и в дальнейшем в мою кормушку клались только выбранные мною плоды.