Кто в армии служил...

Цай Владимир Александрович

В это время подошел автобус, но мент дал по стеклам еще один залп, и автобус уехал. Видимо, в голове мента ничего не осталось. Он вернулся на дачу и выстрелил себе в рот.

Как и положено, легче всех, легким ранением, отделалась жена мента – он не попал ей в сердце (пьян все-таки был). Жене Пильщикова пришлось тяжелей, но и она выжила. По трассе шли машины, и какие-то добрые люди подобрали женщин и отвезли в больницу. Зайцев завалился в ямку, и его не было видно ни с трассы, ни с тропинки. У него было пробито легкое, и он потерял сознание. Его обнаружили через несколько часов, но было поздно – он потерял слишком много крови.

На похоронах было много народу. Зайцева любили и уважали искренне – он был умен,

доброжелателен и никогда не претендовал ни на какие должности. Мент этого понять не мог, ему было обидно, если можно так сказать, до смерти.

Вечером, запершись в кабинетике Зайцева, наиболее близкие друзья напились, как любил говорить сам Зайцев, вдрызг. После этого в вычислительном центре Блинову было нечего делать; квартиру он получил, параллельная операторская жизнь ему надоела, и он уволился.

Первая треть жизни, бестолковая и бесцельная, как служба в армии, закончилась. Надо было что-то делать.

Сборы по подготовке командиров батарей

Говорят, что история повторяется дважды – сначала в виде трагедии, а второй раз – в виде фарса.

Блинову не повезло – он служил в армии и три раза был на различных сборах. В конце концов он стал испытывать ностальгию по казарме. Дело в том, что чем больше регламентирована жизнь, тем меньше обычных забот и обязанностей, тем свободнее ощущает себя интеллект человека. Один из великих французских философов вступал в армию для того, чтобы заниматься философией, а основную идею продумал в экстремальной ситуации во время войны, проведя сутки где-то в деревне за печкой. Многие начинали писать в тюрьме и на каторге (не дай бог). Если к этой свободе добавить еще библиотеку, общение с себе подобными и возможность иногда выпить, то можно пережить бессмысленность воинской службы в мирное время, ее тяготы и лишения и даже тупость и хамство старших по званию.

По бессмысленности и результату офицерские сборы для призванных в армию военнообязанных можно сравнить только с тренингами и обучающими семинарами, на которые теперь модно направлять сотрудников в солидных компаниях. Беззаботное времяпровождение с некоторой пользой (сертификат) для самих сотрудников (особенно, для тех, кто не умеет и не хочет работать самостоятельно), минимальной пользой для компании, зато с большой пользой для организаторов.

Не прошло и трех лет после дембеля, как Блинова призвали на сборы по подготовке командиров батарей. Зачем нужно столько командиров батарей уже списанной техники, никому не известно. Известно только, что проще команду выполнить, чем ее обсуждать. Недалеко от города Ош на юге Киргизии была размещена какая-то кадрированная часть (техника законсервирована, а личного состава нет, за исключением некоторых старших офицеров), при которой и проводились эти сборы.

На сборы прибыло порядка ста тридцати человек со всего Союза, от Грузии до Сахалина. Вряд ли можно было понять, по какому принципу комплектовались эти сборы. Здесь были молодые люди и мужики от двадцати трех до сорока лет, служившие и не служившие, зенитчики и черт-те кто. Ребята из Аджарии попали совершенно случайно – просто некого было по пришедшей разнарядке послать, у них даже высшего образования не было. Они вели себя скромно и все свободное время играли в футбол. Разместились в палатках по шесть человек в два яруса. Стояло, слава богу, лето, и можно было обходиться без печек.

Сугубо мужская компания, практически никакой дисциплины, незамысловатые занятия (в основном лингвистические игры типа – угадать слово из пяти букв, составить максимально возможное количество слов из букв заданного, крестики-нолики и др.), хороший сон после обеда, спорт (для некоторых книги), карты, выпивка. Почему-то обходилось без женщин.

С самого первого дня народ, призванный на сборы, начинает кучковаться – разбиваться на кучки, как неухоженная газонная трава. Причины объединения в

кучки могут быть самыми разными – от общности интересов до соседства по палатке. В какие-то моменты разные кучки объединяются для совместного противостояния начальству. В принципе, народ кучкуется всегда и везде, но в местах длительного совместного проживания это проявляется наиболее ярко. Кучка может защитить, отстоять перед начальством, в кучке можно веселее провести время. Но, с другой стороны, в кучке приходится соблюдать неформальную кучковую мораль, а именно, помогать, защищать, делиться и т. д. Всегда находятся люди, которые не хотят кучковаться и стараются сохранять независимость, но даже им иногда приходится к кому-нибудь присоединяться.

Блинов оказался в кучке из 6–8 человек – все они закончили один университет, играли в слова и карты, любили выпить и не любили армию. Так получилось, что у кого-то в гарнизоне оказался знакомый, призванный на два года, и у него спрятали гражданскую одежду (в партизанской форме в городе ни выпить, ни погулять). Первое время, когда еще были деньги, в субботу и воскресенье они переодевались в гражданку и ехали гулять в город. Через пару недель деньги у всех закончились, и все жили ожиданием переводов из дома. Переводы были растянуты во времени, и на городские рестораны денег уже не хватало. Стандартным развлечением стали походы вечером на каменистую гору, расположенную недалеко от гарнизона. На деньги, которые удавалось наскрести, набирали дешевого портвейна, высокая рентабельность которого была доказана еще Зайцевым (Блинов рассказал о нем), и плавленых сырков. Обычно в разных местах горы собиралось несколько кучек с аналогичными намерениями и запасами. Вечером на горе было прохладно, очень близко светили звезды. Портвейн расслаблял и развязывал язык. Был один интересный парень, который всегда напивался вусмерть, и его приходилось тащить в гарнизон. Его старались избегать, уходили на гору тайно, но ничего не помогало – у него был нюх, и он всегда безошибочно находил их. В конце концов пришлось смириться.

Город Ош кроме пары ресторанов запомнился городским парком, в беседках которого местные мужчины целыми днями пили зеленый чай (злые языки говорили, что их женщины и дети в это самое время работают на хлопковых полях). Чайник стоил всего пять копеек, так что, на худой конец, на чай с лепешкой какие-то копейки всегда можно было найти (портвейн разливали под полой). Так, полулежа на ковре за низеньким круглым столом, можно было убить время, которое никак нельзя было употребить на что-нибудь полезное.

По понедельникам начальник сборов, вредный, стукаческого типа майор, проводил общий развод. После уморительных формальных процедур построения и доклада этот майор с упорными терпением и тупостью все два месяца читал нотацию, начинавшуюся фразой, которая стала на сборах крылатой: «Продолжается употребление спиртных напитков, продолжается курение в палатках…». Народ одобрительно гудел, так как никаких мер борьбы с этими вредными в советской армии явлениями никто не предпринимал, хотя речь всегда заканчивалась обещанием найти и наказать виновных.

За два месяца случилось только одно серьезное происшествие.

Обед в солдатской столовой, мягко говоря, своеобразен. Столы рассчитаны на десять человек, которые размещаются на двух скамейках. На столе – десять алюминиевых мисок и два котелка. В одном – первое (жидкая баланда с несколькими, намного меньше десяти, кусочками не то мяса, не то сала, не то косточек, которые нужно как-то разделить), в другом второе (аналогичная баланда, но в виде каши). Плюс хлеб и какое-то питье. К обеду все уже голодны, потому что завтрак (хлеб с маслом и что-то вроде каши) происходит рано, в восемь утра. Столовая была летняя, так что в ней был свежий воздух и стояла веселая атмосфера – занятия на сегодня закончились, осталось поесть, поспать и поиграть или выпить.