Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков
Шрифт:
Что касается ассигнаций более низкого достоинства – с ними все обстояло гораздо хуже. Например, двадцатипятирублевка. Год выпуска смущать не должен – именно в таком виде они выпускались со времен Екатерины до 1818 года. А самое главное – 75-рублевая ассигнация в точности повторяла двадцатипятирублевую, разница только в словах «двадцать» и «семьдесят» и цифрах «2» и «7».
Теперь задачка на сообразительность: сколько времени потребуется народушку известного пошиба, чтобы сообразить, как можно использовать такое сходство в свою пользу?
Неполных два года, господа мои!
Так уж сложилось, что имена авторов
В общем, уже в 1771 году «творческой переделкой» двадцатипятирублевок занялись два субъекта достаточно простого звания – канцелярист Николаев и сержант Шулепин. Обладая кое-какими познаниями в прикладной химии, они попросту вытравляли с помощью какого-то средства «двадцать» и «2», меняя их на «семьдесят» и «7». (Тут-то, должно быть, и пригодилось мастерство канцеляриста.)
Развлекались они, впрочем, недолго: к тому времени, когда обоих повязали, выяснилось, что изнахратить они успели не так уж и много, всего 90 ассигнаций. Оба моментально заработали себе клеймо на лоб, кнут и вечную каторгу – но, поскольку дурацкое дело нехитрое, у них очень быстро появились последователи. Работавшие, правда, на коленке, кустарнейшим образом.
Но очень быстро, в конце того же 1771 года, на горизонте замаячила гораздо более серьезная шайка, не собиравшаяся размениваться на мелочи и корябать поодиночке ассигнации государственной работы. Речь уже шла о выпуске исключительно своих, что было откровенной конкуренцией с государством – а такого ни одно государство терпеть не может…
Однако давайте по порядку.
Жили-были в России два родных брата, отставной капитан Сергей Пушкин и его старший брат Михаил, коллежский советник (штатский чин, приравненный к полковнику), состоявший советником Мануфактур-коллегии. (Дальние родственники нашего великого поэта, увы, в семье не без урода.) Именно к ним и заявился приехавший в Россию ловить удачу подданный прекрасной Франции Луи Бротарь и без всякой дипломатии поинтересовался: месье, разбогатеть хотите? Быстро и резко?
Оба братца хотели, и еще как. Тогда француз предложил не особенно и хитрый план: не возиться с исправлением государственных денег в сторону увеличения номинала, а заказать за границей «ассигнационные штемпели» (то есть клише), украдкой ввезти их в Россию, напечатать ровным счетом 300 тысяч рублей, а потом, не зарываясь, свернуть предприятие.
Братья, что характерно, согласились без малейших колебаний. (Между прочим, к тому времени они должны были иметь определенную репутацию, позволяющую думать, что особенно ломаться они не станут, – не зашел же Бротарь наугад в первый попавшийся дом? Так и в полицию загреметь недолго. Что-то он о них должен был знать заранее…)
Уже самостоятельно братья завербовали вице-директора Мануфактур-коллегии с интересной фамилией Сукин (он и не особенно-то сопротивлялся, честно говоря). Зачем им Сукин понадобился? Вообще-то версия у меня есть: поскольку этот тип (по нынешним меркам замминистра) имел доступ
В общем, пайщики-концессионеры решили не зарываться: нашлепать ровно триста тысяч, а потом уехать в Швейцарию, купить там особнячки и зажить панами. Если жить относительно скромно, не купать певичек в шампанском и не болтаться по игорным домам что ни день, таких денег должно было хватить надолго. (Ну, а в случае нужды клише ведь оставалось под рукой…)
Бротарь быстренько отправился в голландский город Амстердам, где имелись мастера на все руки (да и от России с ее жутковатой Тайной канцелярией, поменявшей название на Тайную экспедицию, но не ставшую от этого белой и пушистой, подальше).
Подходящего гравера, готового за хорошие деньги изобразить хоть черта в ступе, он подыскал быстро. И по каким-то своим причинам не стал давать ему в виде образца настоящие ассигнации, хотя и имел их с собой, – а решил отдать копии, которые заказал местному же художнику.
Вот мастер кисти оказался гораздо сообразительнее непритязательного гравера. То ли он немного соображал по-русски, то ли просто догадался, что к чему, и заказ имеет мало общего с изящными искусствами. И нахально потребовал взять его в долю – а то в Амстердаме полиция на каждом углу, только свистни…
Пришлось взять. Сергей Пушкин, к тому времени тоже приехавший в Амстердам «на лечение», изготовленное клише и типографские шрифты одобрил. Купил бричку, велел сделать в ней тайник, спрятал туда все причиндалы и отправился в Россию, исполненный самых радужных мечтаний…
Вот только на границе его вежливо, но твердо тормознули и объявили, что придется какое-то время задержаться: лично против господина капитана никто ничего не имеет, но, вот уж печальное совпадение, только что поступил новый циркуляр о борьбе с контрабандой, и всех приезжающих досматривают самым тщательным образом, без оглядки на чины и звания…
Отставного капитана сыскари взяли, как говорится, на понт. Не было никакого циркуляра. Просто-напросто господин Сукин давно уже предавался нешуточным душевным терзаниям. С угрызениями совести это не имело ничего общего: он попросту боялся запороться и прекрасно знал, что ему в этом случае светит. О своей роли в предстоящей негоции он, понятно, умолчал: с честнейшими глазами заявил властям, что о злодейских умыслах Пушкиных узнал чисто случайно, чуть ли не у двери подслушал, а потому считает своим гражданским долгом…
Его пока что оставили на свободе, о злоумышленных братьях моментально донесли Екатерине, и она лично стала руководить операцией. Бричку Пушкина моментально разобрали на мелкие винтики – как говорилось в одном знаменитом фильме, «что один человек сделал, другой завсегда разломать сможет». Естественно, обнаружили и тайник, и его интересное содержимое. Пушкин наверняка кричал, что знать ничего не знает, а бричку в таком вот виде и купил – но в дискуссии с ним вступать не стали, все и так было ясно: отправили под конвоем в Петропавловскую крепость, куда быстренько определили и Михаила. Вскоре там же оказался и Сукин, наивно надеявшийся отсидеться в сторонке, – брательники его моментально заложили, узнав, по чьей милости оказались на нарах…