Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков
Шрифт:
Поскольку именно Сергей Пушкин и был признан самым деятельным членом «международного преступного сообщества», с ним и поступили круче всех: лишили чинов и дворянства, поставили на лоб клеймо «В» (вор) и отправили на вечное заключение в один из острогов Астраханской губернии. С Михаилом обошлись чуточку гуманнее: клеймить не клеймили, но чинов и дворянства лишили тоже и отправили на вечную ссылку в Енисейск. Имения и все прочее, движимое и недвижимое, конфисковали у обоих и передали ближайшим наследникам. Мало того, обоих лишили и фамилии, повелев их впредь именовать в официальных бумагах «бывшими Пушкиными».
(Вообще-то это была старая практика, еще времен Анны Иоанновны – отправленным в Сибирь или другие места «навечно»,
Сукин дворянином не был, а потому и лишать его оказалось нечего – но все чины с него сняли и отослали на вечное поселение в Оренбургскую губернию – в те времена жуткая глухомань. Екатерина велела достать и француза Брольи. Что было проделано очень быстро: русские разведчики, работавшие в Амстердаме под дипломатическим прикрытием, сцапали его чуть ли не на улице и переправили в Россию. С французом и вовсе не церемонились: как следует отодрали кнутом, заклеймили, вырезали ноздри и сослали на «вечные работы» в Нерчинские заводы, где он и сгинул. Французы, хотя и прослышали об этом, никаких нот протеста предъявлять не стали: у них самих подобных аферистов и по тюрьмам сидело, и на свободе разгуливало немерено, так что французская полиция отнюдь не печалилась оттого, что русские их от очередного избавили. Надо полагать, вовсе даже наоборот.
Кончилось все тем, что Екатерина велела изъять из обращения 75-рублевые ассигнации (с тех пор в России кредиток с таким номиналом больше и не выпускалось). Как легко догадаться, саму по себе подделку бумажных денег это не особенно и затронуло – продолжалась распрекрасным образом. Некий француз Шпаниоле (снова эти французы!) заказал себе в Амстердаме инструменты и клише (снова этот Амстердам!) – но в Россию благоразумно не поехал, обосновался в германском Любеке и принялся там печатать двадцатипятирублевки. Но трудился недолго – вскоре на него вышла русская разведка, и по ее наводке полиция Любека предприимчивого француза замела вместе с его домашней «фабрикой» в 1776 году. Не исключено, что именно из-за этого случая в 1777 году старые ассигнации в 25 рублей были изъяты из обращения и введены другие, нового образца, имевшие гораздо лучшую степень защиты.
А шесть лет спустя нешуточный скандал приключился в имении бывшего фаворита Екатерины графа Семена Зорича. Фаворитом он пробыл год с небольшим, после чего получил отставку, вероятнее всего, из-за невеликого ума. Судя по всему, что о нем известно, это был этакий поручик Ржевский – не из анекдотов, а из знаменитого фильма «Гусарская баллада»: воевал храбро, но более никакими достоинствами не обладал, так что к государственным делам был полностью непригоден. Екатерина ему на прощанье подарила не просто имение – городок Шклов. Где бывший бравый вояка вел самый что ни на есть примитивный образ жизни: развлекался балами-фейерверками да вдобавок завел такую карточную игру, какой, по отзывам современников, ни раньше, ни потом не видели. Естественно, вокруг безобидного гуляки тучами вились всевозможные прихлебатели, шулера и авантюристы. Двое из таких, братья из Далмации, Аннибал и Марко Зановичи, не придумали ничего лучшего, кроме как печатать фальшивые ассигнации прямо в графском имении. Когда их прямо там же сгребла полиция, «вещественных доказательств», то есть готовых к употреблению фальшивых денег, было найдено 80 тысяч рублей.
Вообще, от бумажных денег не получилось ожидаемой выгоды. Прежде всего оттого, что в стране совершенно официально действовали две денежные системы: «серебро» и «ассигнации». Точнее говоря, серебряный рубль, равный ста серебряным копейкам (обеспеченный запасами казенного серебра), и рубль ассигнациями, равный ста медным копейкам и, в общем, не
Уже в середине XVIII века додумались до экономической войны путем массовой подделки денег противника и запуска их в оборот. За чем стояли уже не частные лица, а государственные спецслужбы. Начало положил прусский король Фридрих Великий – действительно великий полководец, но человек, что уж там, не отягощенный особенными моральными принципами (ну, должность такая). Отыскав трех подходящих авантюристов, он поручил им чеканить талеры своего основного стратегического противника – Австрии. Ребята старались на славу. Серебра в их «продукции», в отличие от оригиналов, было чуть да маленько – но выглядели денежки убедительно, по виду отличить было трудновато. К тому же на них ставили старые годы выпуска, а блеск сводили особым составом.
Чуть позже этим же занялся и Наполеон Бонапарт. Его мастера печатали уже бумажные английские фунты, но главный упор перед вторжением в Россию сделали на русские рубли. Опять-таки чтобы ассигнации не выглядели новехонькими, их старательно старили: целыми охапками гоняли метлами по полу, щедро посыпанному пылью.
До сих пор неизвестно точно, сколько фальшивых ассигнаций наполеоновские войска приперли в Россию: по одним данным, сто миллионов, по другим – и вовсе двести. Так что французы направо и налево разыгрывали из себя людей благородных, которые ничего не отнимают даром: за продукты, фураж для коней и прочее всегда щедро расплачиваются – сколько из кармана выгребут.
Правда, иногда случались и накладки – иные «денежных дел мастера» халтурили, полагая, должно быть, что в варварской России все прокатит. Попадаются купюры «парижской работы», на которых красуется: «обмАнывается на серебро», «хоЛячею монетою» и тому подобные ляпсусы, продиктованные явно плохим знанием русского языка. Порой на большом количестве ассигнаций красовались одни и те же серия и номер (что не так уж редко подмечали русские мужички, отнюдь не такие уж темные в денежных вопросах, – и порой критиковали распространителей этакой халтуры цепами и вилами…).
Однако это касалось лишь части фальшивок. Хватало и других, изготовленных с таким прилежанием, что тогдашними методами их было просто невозможно отличить от настоящих. Когда после изгнания Наполеона русские финансисты по горячим следам попытались изъять фальшивки, выяснилось, что опознать все попросту невозможно, очень уж хорошая работа. А потому определенное количество «парижских денежек» так и обращалось по России вплоть до денежной реформы министра финансов графа Канкрина в 1849 году, когда были изъяты абсолютно все купюры прошлых царствований и заменены кредитками нового образца.
Но до того немалое число остававшихся в обороте «наполеоновок» лишь задирало курс серебра к ассигнациям. Так что рубль серебром стоил уже более трех ассигнаций. И это еще не все. Курс ассигнаций к серебру не просто постоянно колебался – таких курсов официально существовало несколько. Вексельный – по которому ассигнации принимались государственными учреждениями. Простонародный – для всевозможных сделок между собой частных лиц внутри страны. Причем именно «простонародный» курс, в отличие «от вексельного», в разных областях России был разным. В Одессе, например, за рубль серебром давали 3.50 ассигнациями, а вот в Курске – уже 4.20. Что, ежу понятно, давало великолепные возможности для разных афер – купил в Одессе на тысчонку серебром ассигнаций, продал их в Курске – вот тебе и семьсот рубликов чистой прибыли…