Кто вы, Лаврентий Берия? Неизвестные страницы уголовного дела
Шрифт:
Для чего вы хранили у себя эти документы?
Ответ: Автокатастрофа с Бовкун-Луганец была инсценирована мною по указанию Берия и Кобулова. От Кобулова я получил указание хранить документы по этому факту в своем сейфе, где они находились до передачи мною дел Рухадзе.
Вопрос: Расскажите, для чего и как была инсценирована автокатастрофа с Бовкун-Луганец?
Ответ: Примерно в мае-июне 1939 года мне позвонил по ВЧ Берия и дал указание встретить в Тбилиси выехавшего из Москвы полпреда СССР в Китае Бовкун-Луганца с женой, устроить их в дом отдыха лечкомиссии Грузии в Цхалтубо и устроить туда же двух сотрудников НКВД, прибывших из Москвы в Тбилиси.
Я встретил Бовкун-Луганца, показал ему город, затем он был устроен в дом отдыха Цхалтубо. Вместе с женой.
Прибывшие из НКВД СССР два сотрудника (одного фамилия, кажется, Петров, а другого не помню) рассказали мне, что они имеют указание Берия или Кобулова, точно не помню, уничтожить Бовкун-Луганца путем отравления его в доме
138
Причина принятия решения о ликвидации И.Т. Бовкун-Луганца и его жены до конца не ясна, и в деле более подробных сведений об этом нет.
Устроив обоих сотрудников в дом отдыха Цхалтубо, я позвонил Берия и высказал ему свои соображения о нецелесообразности таким способом убирать Бовкун-Луганца, так как такая смерть должна безусловно повлечь вскрытие трупа, а следовательно может вызвать много недоразумений. Похоронить его, не вскрывая, при таких обстоятельствах — это тоже могло быть не менее подозрительно. Берия мне сказал, что он сообщит дополнительно, дав мне понять, что он этот вопрос выяснит.
Вскоре после этого, через несколько дней, Берия дал мне указание арестовать Бовкун-Луганца и его жену и отправить их в Москву, что я и выполнил.
В начале июля 1939 г. мне позвонил по ВЧ Кобулов и дал указание организовать встречу вагона, в котором сопровождались Бовкун-Луганец и его жена, подготовить автомашину для инсценировки автопроисшествия, организовать похороны с почестями и опубликовать в газете, что Бовкун-Луганец и его жена погибли при автокатастрофе по дороге Кутаиси — Цхалтубо. Мною было все подготовлено и я встретил служебный вагон в районе Кутаиси. К моему приезду Бовкун-Луганец и его жена уже были мертвы. Мы их погрузили на грузовую автомашину, а одну легковую автомашину «ГАЛ» пустили под откос на шестом километре дороги Кутаиси — Цхалтубо, создав легенду, что пострадавшие увезены в Тбилиси, [139] а к месту «происшествия» была вызвана автоинспекция, составившая соответствующий акт, в котором было указано, что при автокатастрофе погиб и шофер Чуприн Борис. Фамилия шофера легендирована.
139
Показания Рапава в этом эпизоде не согласуются с показаниями на следствии Влодзимирского. Противоречия не устранены.
Необходимо отметить, что сперва мы похоронили Бовкун-Луганец и его жену без всяких почестей негласно, но потом поступило указание Берия организовать похороны с почестями. Такое указание я получил от Кобулова по ВЧ на второй или третий день после операции. Мы отрыли трупы, организовали похороны на городском кладбище и опубликовали в газетах сообщение о смерти Бовкун-Луганца и его жены. Больше по этому вопросу мне ничего неизвестно».
Берия изложенное выше подтвердил, сказав вновь, что на все это было указание «инстанции». Что такое «инстанция» и кто конкретно стоит за ней, суд не выяснил и не попытался. Я думаю, что слово «инстанция» играло во всем этом деле двойную роль: для подсудимых — прикрытие своих преступлений, а для следствия и суда — способ уклониться от выяснения деталей. А в итоге это было оправдание оставшихся в деле нерасследованных эпизодов, т. к. слово «инстанция» (а значит, Сталин, Молотов и др.) исключало все дальнейшее разбирательство.
Для окончательного «закрепления» в суде эпизода, связанного с убийством Бовкун-Луганца и его жены, суду следовало бы допросить еще одного участника этой акции — начальника спецотдела НКВД Ш. Церетели. В 1939 году он служил под началом Берия в Москве, куда был переведен из Тбилиси, но в 1953 году Церетели, как и Рапава, проходил по делу грузинской группы, был арестован и содержался в Тбилиси. В суд его не вызвали, но протокол его допроса к делу Берия приобщили. Читаем:
«Сейчас я не могу вспомнить, в каком году это было, кажется, в 1939–1940, но помню, что в летнюю пору. Я был вызван в кабинет Кобулова Богдана, где, когда я пришел, увидел, кроме Кобулова, Влодзимирского и еще одного сотрудника Кобулов тогда объявил нам, что у нас есть двое арестованных, которых нужно ликвидировать необычным путем. Мотивировал он это какими-то оперативными соображениями. Тогда же он объявил, что нам троим поручается выполнение этого задания и что мы должны это сделать прямо в вагоне, в котором будут ехать эти люди из Москвы в Тбилиси, на территории Грузии. Кобулов говорил также, что затем нужно сделать так, чтобы народ знал, что эти люди погибли при автомобильной катастрофе при следовании на курорт Цхалтубо и что для этого нужно столкнуть автомашину в овраг. Кобулов сообщил нам, что по этому вопросу даны соответствующие
Как видите, показания Церетели полностью совпадают с показаниями Рапава. Правда, Влодзимирский отрицал тот факт, что он лично молотком убил жену посла. Однако ни следствие, ни суд с этой деталью разбираться не стали, посчитав ее несущественной. В том же протоколе допроса Церетели читаем.
«Вопрос: Еще в каких убийствах по заданию Берия и Кобулова вы участвовали?
Ответ: Нет, не участвовал и заданий такого характера я больше не получал от них.
Вопрос: Что вы можете сказать дополнительно к своим показаниям по вопросу вашего участия в избиениях, похищениях и убийствах советских граждан?
Ответ: Я вспомнил, что вместе с Влодзимирским и Гульстом я участвовал в тайном изъятии жены бывшего Маршала Советского Союза Кулика, выполнено это было по указанию Берия. Возглавлял эту операцию Влодзимирский и он же затем доставлял эту женщину по назначению. Для чего была изъята эта женщина и что с ней случилось потом — мне не известно. Других дополнений по этому вопросу я не имею».
С позиции сегодняшнего дня Церетели, конечно же, нужно было допрашивать в суде, а не ограничиваться оглашением его показаний на следствии. Но это решение принимает суд, и тогда, в 1953 году, суд решил обойтись без Церетели: доказательная база была достаточной для обвинения Берия, Кобулова и Влодзимирского в этих двух эпизодах.
В ходе допроса Берия было уделено внимание и другим фактам. Это прежде всего «изменнические действия» Берия при обороне Кавказа в 1942 году, его работа в марте — июне 1953 года, связанная с известными реформами после смерти Сталина.
Будут оглашены документы и показания, полученные на следствии: заключение Генштаба по обороне Кавказа, показания Шария, Ордынцева, Людвигова о «бонапартизме» Берия. Несколько вопросов задано о его ошибочных взглядах в вопросах развития сельского хозяйства. Затронута внешняя политика (это прежде всего ГДР и Югославия), внутренняя политика (Литва, Украина, Белоруссия), кадровая работа в МВД, принятие «сырой» амнистии, рассмотрены еще раз, только уже в суде, послевоенные предложения Берия «поступиться» территорией СССР в пользу Запада. Обо всем этом еще будет рассказано. Но замечу: Берия здесь виновным себя не считал и пытался доказать свою правоту.
А вот о его попытке подсунуть «дэзу» Гитлеру в 1941 году через болгарского посла Стаменова ни один из судей не спросил. Или просто побоялись, или подготовка к суду была плохой — не было плана исследования доказательств, который должен иметь каждый судья до начала процесса. Ограничились противоречивыми материалами предварительного следствия.
Неожиданно суд прервал допрос Берия, вызвав и допросив потерпевшую Дроздову и ее мать Акопян по эпизоду изнасилования. Напомню, что Берия четыре года состоял в интимной связи с Валентиной Дроздовой, у них родилась дочь Марта и они вроде бы собирались пожениться. В ходе следствия Дроздова подала заявление Руденко о том, что Берия еще в 1949 году ее изнасиловал. Никакого следствия по изнасилованию не велось. Протоколов очных ставок, осмотров, экспертиз, других доказательств нет. Разбирательство происходило, повторюсь, в 1953 году. Позицию «потерпевшей» вы уже знаете.