Кто вы, юкагиры
Шрифт:
Однако тут следует оговориться. Рыболовством занимались русские старожилы Анадыря, якуты и обруселые юкагиры, державшие ездовых собак, для которых нужно запасать много рыбы. Тундровые юкагиры-оленеводы ездовых собак не держали, поэтому рыболовству в их хозяйстве отводилось довольно скромное место. Не случайно в отдельных могилах, уцелевших в тундре с XVII–XVIII вв., попадаются копья и стрелы, но не встречаются ни крючки, ни остроги, ни рыбки-приманки.
К рыболовству оленеводы тундры обращались только в случае острой нужды. В 1821 г. на Большом Анюе тамошним юкагирам и ламутам, по сообщению Матюшкина, не повезло с промыслом диких
Юкагиры тундры почти не занимались и морским зверобойным промыслом. Как отмечал Аргентов, нижнеколымские юкагиры «начали похаживать на море за нерпою» только с 1842 г., когда ясно обозначилась убыль дикого северного оленя{80}.
Некоторую популярность морской зверобойный промысел приобрел среди жителей нижней Колымы к 80-м годам XIX в. Русские колымчане, обруселые юкагиры и чукчи-оленеводы, выезжая в феврале — марте в море для добычи нерпы, брали с собой ловушки, сплетенные из тонких ремней. Они опускали их через «продушины» под лед таким образом, чтобы, «устье» ловушки оставалось в продушине. Выползая на лед, тюлень легко отжимал сеть от продушины, но при возвращении в море оказывался в ловушке, прикрепленной прочным ремнем к льдине.
Шкуру нерпы местные русские и обруселые юкагиры использовали для изготовления обуви (она шла на подошвы), жир употребляли в пищу, а мясо скармливали собакам. Последние и вынуждали оседлых жителей Индигирки и Колымы переходить к морскому зверобойному промыслу, так как на рубеже XIX и XX вв. одной рыбой прокормить собак стало трудно.
Глава 5
ЖИЗНЬ КОРОТКИМИ ПЕРЕБЕЖКАМИ
НА ОЛЕНЯХ НО ТУНДРЕ И ПО ТАЙГЕ
Все тундровые юкагиры были к приходу русских оленеводами. Нынешние алазейские юкагиры на вопрос, когда они познакомились с оленеводством, отвечают, что оно у них существовало «всегда». На той же точке зрения, по-видимому, стоял и анонимный автор «Пространного землеописания Российского государства» (1787), утверждавший, что, ввиду изобилия на Севере диких оленей, юкагиры «сделали» значительную часть их своим «дворовым скотом»… Юкагирам, как мы видим, приписывается изобретение оленеводства. Однако они не настаивают на этом и готовы считать, что все их олени «пошли» от чукчей.
Такое заявление еще менее правдоподобно, чем первое. Но вместе с тем не лишено известной логики. Дело в том, что в конце XIX в. многие безоленные и малооленные ламуты и юкагиры работали в чукотских стадах пастухами и в виде вознаграждения получали оленей, это давало им возможность сделаться самостоятельными охотниками-оленеводами.
Многотысячные стада чукотских оленей, каких никогда не имели ни ламуты, ни юкагиры, конечно, впечатляли. Неудивительно, что ламуты и юкагиры смотрели на чукчей как на волшебников по части оленеводства и приписывали им приоритет в этой области.
Однако приоритет по части оленеводства к востоку от Колымы принадлежит не чукчам и не юкагирам, а тунгусам. На это указывает не только его тунгусский характер, но и тунгусская терминология. Тунгусы называют домашнего оленя орон.
Советский лингвист Е. А. Крейнович выявил у тундровых юкагиров 12 обозначений домашнего оленя, совпадающих с аналогичными терминами эвенского языка и пришел к выводу, что эти термины «юкагиры заимствовали у эвенов вместе с оленеводством».
Правильнее, конечно, говорить о заимствовании юкагирами оленеводства у древних тунгусов, а не у эвенков или эвенов.
Оленеводство у юкагиров имело не продуктивный («мясо-шкурный»), а транспортный характер. Олени им служили главным образом средством передвижения. В разных документах XVII в. встречаются упоминания об оленьих партах или санках у тундровых юкагиров.
Ездили юкагиры, подобно тунгусам, и верхом на оленях.
В рассказе об охоте я приводил предание о нижнеянском юкагире Микиндьэ, охотившемся не слезая с оленя. В жалобе нижнеколымских и анюйских юкагиров от 1663 г. на служилых людей Филиппа. Рыбника и других упоминаются «падокуи» и «сумы», в которых, конечно, следует видеть вьюки, грузившиеся на спины оленей. «Патакуи» и сейчас в ходу у эвенков и эвенов, практикующих верховую езду на оленях. Само слово «патакуй» (или «пота») тунгусского происхождения и означает «вьючная сума».
Оленья упряжка юкагиров
Еще недавно для верховой езды на оленях нижнеиндигирские юкагиры использовали специальное седло, которое они называют кудэн валибэ («человечье седло»), отличавшееся от вьючного меньшими размерами, а также тем, что оно было обшито сверху оленьей кожей.
Множество таких седел я обнаружил на кладбище возле Ойотунга. От седел, виденных мною у таежных тунгусов, они отличаются только луками, которые сделаны не из дерева, а из кости оленя.
Конечно, нартенная езда на оленях была распространена в тундре значительно шире, чем вьючно-верховая. Это объясняется ее удобством в условиях широких открытых пространств.
Заимствовав у тунгусов оленеводство, юкагиры сумели внести в него нечто свое. Они, например, придавали большое значение подкормке оленей — приучали их есть подсоленную рыбу.
Хозяйства юкагиров-оленеводов в конце XIX в. были небогатыми. По переписи, проведенной В. И. Иохельсоном среди алазейских юкагиров в 1895–1896 гг., у них оказалось всего по 10–20 оленей. В начале XX в. отмечался упадок оленеводства в Северной Якутии.
В ноябре 1925 г. якутский Комитет Севера докладывал Комитету Севера в Москве: «Отобраны для нужд военных ездовые олени, частью же съедены самим туземным населением…»{81}.
Сокращение тундрового оленеводства происходило и в начале 30-х годов. Как говорится в отчете об обследовании оленеводческого совхоза, созданного в Аллаиховском районе ЯАССР в 1933–1934 гг., оленеводство здесь дошло «почти до своего предела»…
В настоящее время оленеводство на севере Якутии развивается как крупная и высокодоходная отрасль хозяйства и имеет продуктивное направление.