Кубанская конфедерация. Пенталогия
Шрифт:
Афганистан. Вчера погиб мальчишек взвод.
Их командир, когда на белый снег упал,
«Россиямать», – он перед смертью прошептал.
Афганистан – проклятый горный, дикий край,
Приказ простой: вставай, иди и умирай.
Но как же так? Ведь на земле весна давно,
А сердце режет мечта, и горести полно.
Мой друг упал – лицо красивое в крови,
Он умирал вдали от родиныземли.
Смотрел с надеждой в голубые небеса
И всё шептал: «Прекрасен наш Афганистан».
Старый наёмник пел, его голос разносился в темноте далеко, цеплял за душу, а я
Олег закончил петь, как раз закипела водичка, мы заварили чайку и разговорились.
– Душевная песня, но вредная, – держа в руках кружку, сказал Кара.
– Почему? – поинтересовался я.
– А ты сам подумай, Саня. Какая, нах, Россиямать? Нет её, кончилась и никогда уже не возродится. А слова про родинуземлю – это не для нас, не для наёмников. Надо чтото попроще, про бабло, про славу и девок распутных. Как ты, Олег, может, споёшь чтонибудь про дублоны золотые и пиратов лихих?
– Настроения сегодня нет, – отхлебнув чайку, ответил старый наёмник. – Както неспокойно мне на душе. Вроде как всё в порядке, а чтото не так и тоскливо.
– Не обращай внимания, это песню ты сегодня спел неподходящую.
– Наверное. – Олег встал с бревна и потянулся всем телом. – Устал, пойду спать.
– Угу, – промычал Кара и, дождавшись ухода своего верного бойца, обратился ко мне: – Ты поговорить хотел, сейчас самое время. Я как золотишко получу, так такой добрый становлюсь, что просто сам себе удивляюсь. Что у тебя?
Для вида помявшись, я сказал:
– Босс, мы с тобой насчёт Марьяны говорили, помнишь?
– Ну, было такое, а что? – Он сразу насторожился.
– В общем, дядя Коля, прошлую ночь мы провели вдвоем и занимались совсем не чтением стихов при луне.
Чего от Бурова можно было ожидать в этот момент, я представлял себе очень слабо, однако тот повёл себя странно и засмеялся:
– Вот девка, вся в мать, чего хочет, всегда получит. – Отсмеявшись, он спросил: – И что у вас теперь?
– Пожениться хотим, если ты не против, конечно.
– Если у вас, Сашка, до секса уже дошло, то возражать мне теперь и смысла нет. Было дело, хотел её в семью мэра трабзонского пристроить, но такую её там не возьмут. Строгих правил люди, традиционалисты. Вернёмся домой, соберёмся нашей дружной семьёй и всё подробней обговорим. – Наёмник зевнул и на выдохе сказал: – Спать пора, пойду, наверное.
Я взглянул на позолоченные часы, которые мне месяц назад Кара подарил, – время без трёх минут двенадцать. Скоро начнётся карусель по всему селу, и наверняка сейчас мои товарищи к казарме охранной роты, расквартированной в Пазаре, подбираются, а орудия, что на высотке, и блокпост в любом случае уже должны были взять. Надо ещё совсем немного время потянуть, а то уйдёт Кара в дом, и придётся его вместе со всеми взрывать.
– Босс, чтото часового нашего не видно.
– А кто у нас сейчас должен на часах стоять?
– Благой.
– Наверное, по улице шарится. Благой – человек опытный, а мы в этом месте можем чувствовать себя вполне спокойно. Беспокоиться не о чем.
– Не, пойду проверю. – Я вытащил из кобуры ТТ и направился со двора.
– Подожди, – как и предполагал, Буров двинулся следом, – вместе пройдёмся.
Не успели мы отойти от двора и двадцати метров, как увидели бегущего нам навстречу Благого, худощавого болгарина из Варны, уже третий год служившего Бурову.
– Ты где ходишь, Благой? Почему не на посту? – Голос Кары был сух и резок, и это означало только одно – что он очень недоволен.
– Проблемы, босс, – обратился к нему болгарин, – в селе чужие.
– Кто?
– Непонятно, но по повадкам на русский спецназ похожи, больше некому. Караульных местных в ножи взяли, к постоялому двору и казарме сходятся.
– Много?
– Не знаю, я десяток видел, но их наверняка больше.
Кара хотел сказать ещё чтото, видимо, скомандовать «К бою!», но я был рядышком и недолго думая вломил ему в череп рукояткой своего «тэтэшника». Он рухнул как подкошенный, болгарин посмотрел на меня, вскинул свой АКМ, но на раздумья потерял драгоценную секунду и получил пулю в голову. Сухой щелчок выстрела разнёсся по улице, и одновременно с ним, гдето метрах в трёхстах от меня, в небо взвилась красная сигнальная ракета. Хорошо, почти уложился, я вынул из кармана плоскую коробочку радиопередатчика, перещёлкнул предохранитель и нажал на кнопку, еле заметно выступающую из корпуса.
Мои заряды сработали как и положено – дом взлетел на воздух, и несколько далеко не маленьких брёвен рухнули вблизи от меня. В унисон взрыву дома по селу забахали гранаты, а чуть позже заработали пулемёты и автоматы. Братишки в работу вступили и сейчас турок в казарме кромсают.
Взглянув на горящий домик, я решил, что неплохо повеселился и теперь остаётся только своих товарищей дождаться. Из нарукавного кармана вынул пластиковые наручники и сцепил Бурову руки, разогнулся и увидел – совсем рядом мелькнула быстрая тень, которая метнулась за угол хозяйственного амбара. Столкнув пленённого командира наёмников в ближайшую канаву, притаился за его телом и выставил перед собой ТТ.
– Обзовись, кто такой? – выкрикнул я в темноту.
– Саня, это ты? – раздался голос Олега.
Вот же зараза, видать, почуял беду, волчара, и не в доме ночевать залёг.
– Да.
– Командир с тобой?
– Со мной.
– А чего молчит?
– Ранен он, без сознания. Сюда иди, я один его не вытяну.
Олег вышел изза угла и стал приближаться, подняв ствол. Я поймал его на мушку, но метрах в трёх от меня старый, потрёпанный жизнью наёмник, как почуял подвох, неожиданно метнулся в сторону и кувырком перекатился вплотную ко мне. Выстрел, и ещё один, мимо. «Гадство! Что за хрень», – успело промелькнуть в голове, и Олег обрушился на меня сверху. Я успел отскочить в сторону, но пистолет, выбитый из руки ударом ноги, улетел в сторону.