Кубок Брэдбери-2022
Шрифт:
Поблагодарив Дениса Игоревича, Евлалия закрыла за ним дверь, села на койку и задумчиво откинулась на холодную переборку.
– Но работа выпала необычная…
С каждым годом Евлалию всё реже вызвали усмирять часовых. В Бравии их остались единицы, но политики пока не разорвали сделку. Слишком разрушительными были создания, оберегавшие людской покой во времена последнего императора. Василиски, грифоны, мантикоры – лучшие аниматоны её матери, истинного гения. В годы Керакского противостояния мама вырастила несколько по-настоящему особенных экземпляров. Никто не знал, как ей удалось, – на подобные проекты давно не решались.
Этих
«Опасно. Очень опасно», – подумала она.
Запустились двигатели – гондола завибрировала. Евлалия прижалась к переборке виском, прикрыла глаза. Смотреть в иллюминатор не хотелось. Будущее разрасталось из сердца Новой Бравии гигантским пауком железных дорог и штамповавших бездушные автоматы фабрик, но кое-где на стыке полей и опушек или в низинах еще просматривались поросшие клочками травы холмы неправильной формы – оставшиеся после боев за столицу в революционные денёчки могилы аниматонов.
Евлалия расстегнула ворот платья и накрыла ладонью металлическую плашку под левой грудью. Будь её сердце живым, оно бы болело.
Утром Евлалия умылась и завязала волосы в тугой пучок. Надела узкие штаны, длинную рубаху вроде военной гимнастерки и свитер. Поверх натянула подбитый мехом комбинезон с высоким горлом, а шею обмотала колючим белым шарфом. Повседневную одежду аккуратно сложила в изголовье койки, саквояж задвинула поглубже в угол – обратно в столицу предстояло лететь на этом же дирижабле.
В дверь каюты постучали.
Денис Игоревич с порога пожелал «доброго утречка» и поднял руку, продемонстрировав два мягких рюкзака с парашютами. Евлалия сразу забрала один, закинула на плечо.
– Вы извините, Евлалия Рихардовна, – смущенно кашлянул в кулак Денис Игоревич, – но сегодня парашют не просто по инструкции… Придётся прыгать.
Евлалия вопросительно приподняла брови.
– Дирижабль близко не пойдёт, знаете ж. А часовой всё там перепахал, да и артиллеристы постарались – по земле хрен проедешь, махолёту тем более не сесть. Будем с арлиона, как бы так выразиться, десантироваться…
Он кивнул в конец гондолы:
– Арлион уже проверил. Высажу вас близенько, и шуруйте к поганцу ногами, хорошо?
– Главное, чтобы он вас не заметил, – Евлалия остановилась у иллюминатора. – Посмотрите, отсюда хорошо видно границу его территории. Лес выжжен, как по циркулю.
Лётчик подошёл.
Утро выдалось ясным, хрустальным. На фоне бело-голубого неба чётко выделялся зигзаг каменистого хребта со снежными колпаками на пиках. Кое-где на склонах блестели выходы слюдяной породы и рыжели осенние подпалины, но Керакские горы находились куда севернее столицы, и сентябрь здесь наступал ещё в августе – многие деревья уже обнажились.
Евлалия указала Денису Игоревичу на полузасыпанные камнями руины аванпоста и чахлую поросль вокруг них. Сель поломал деревья, оголил рёбра домов и огрызок бастиона, однако не он закоптил корявые стволы и оторвал ноги новенькому шагоходу.
Самого аниматона видно не было, но возле бастиона чернел огромный провал под землю.
– Ничего, – вздохнул Денис Игоревич, – справимся.
В хвосте гондолы на полу располагался люк. Сонный чрезвычайник распахнул две створки и опустил к висевшему под ней
Евлалия и Денис Игоревич натянули шлемофоны и осторожно спустились в арлион. Евлалия – на место второго пилота, Денис Игоревич – первого. Лётчик помахал чрезвычайнику рукой, и тот, убрав лестницу, захлопнул люк.
– Арлион сто-четырнадцать, готовы к вылету? – раздался в шлемофонах вопрос связиста.
– Готовее некуда! – откликнулся Денис Игоревич.
– До старта три, два, один…
Клацнув, клешни отпустили махолёт. Арлион спланировал вниз – крылья застрекотали, выравнивая его на ветру и унося от дирижабля. Прогиб перевала приближался с пугающей скоростью.
– Денис Игоревич, помните, что я сказала? Не рискуйте напрасно, – повторила Евлалия.
Лётчик отмахнулся и начал снижаться вдоль кромки обгоревших деревьев. Евлалия глянула на землю: ломкие чёрные ветви, сажа на камнях, перевёрнутый автомобиль. Промелькнул и исчез из вида полуобглоданный зверьём труп – часовой безжалостно расправился с непрошеными гостями. Евлалию замутило.
– Вижу ровненькую лужайку, прыгайте там… – распорядился Денис Игоревич и осёкся.
Небо пронзил чудовищный рёв.
Евлалия вцепилась в ремни безопасности. Перед глазами словно ожила мастерская матери, заполненная разными аниматонами от подвала до мансарды, и огромные жёлтые металлические яйца, в которых та выращивала «заказ от самого главнокомандующего!», «проект, невероятный по амбициозности!» Мама создала их преданными, мощными, чуткими – идеальными стражами, способными засечь и писк комара, и запах пожухшего листка, и малейшее колебание воздуха.
Из пещеры показалась увенчанная загнутыми рогами треугольная голова на длинной гибкой шее. Развернулись крылья – острые когти на коротких больших пальцах впились в землю. Солнце полыхнуло на медной чешуе и разбежалось по ней волнообразными бликами, огибая грязные земляные пятна. Под её сверкающей броней кипело, бурлило, клокотало старое волшебство, пробиваясь золотистыми вспышками в щели между сочленениями. Выбравшись из провала, часовой выплюнул сгусток огня и опять взревел.
Дракон! Венец аниматоники.
У Евлалии пересохло в горле. Интересно, играй она в детстве с обычными куклами и плюшевыми медведями, а не с оторвавшими ей руку и половину грудины аниматонами, выросла бы таким же умелым и уважаемым мастером, как любимая мама?..
– Поторопитесь! – прокричал Денис Игоревич. – Извините! От всего сердца! Хотел поближе ссадить!
– Справлюсь! – Евлалия расстегнула ремни безопасности и схватилась за края кабины.
Четыре крыла арлиона поднялись вверх, и махолёт упал вниз. Евлалия перевалилась через край и раскинула руки, будто обнимая небо. Холодный воздух опалил лёгкие, наполнил живот, заблестел инеем на меху комбинезона. Часовой проводил арлион поворотом головы и устремился наперерез человеческой фигурке – встопорщилась проволока усов, в нишах глазниц бешено завращались голубые самоцветы.