Кубок Нерона
Шрифт:
— Кто же ее убил?
— Мафия. Они были неплохо осведомлены насчет Карлоса, знали о его отношениях с Астрид. Поэтому нечего удивляться, что они решили взять ее в оборот.
— А этот... бровастый... из той же банды?
— Нет, Марио Астрис — hitman у Мадам. То есть профессиональный убийца. Его послали в Европу разделаться с тобой. Еще немного — и он бы в этом преуспел. Ведь он не дилетант. Был у Гонсалеса полковником тайной полиции. В Нью–Йорке они, очевидно, следили за тобой. И обыск у тебя в гостинице, скорей всего, тоже они устроили. Скажи спасибо, что не попал к ним в лапы, а то бы узнал, почем фунт
— Страшные, да?
— Не то слово. Все тело в ожогах от сигарет. Пальцы отрезаны и бог знает что еще. Колени перебиты.
— Но Роджер–то Ли мафиозо?
— Да. Преступлений за ним что псалмов в псалтыри. Жуткий тип, хотя с виду ничего себе. Но внешность обманчива. На самом деле это — хладнокровный беспощадный убийца.
— А как он оказался участником этой истории?
— Мафия на всем норовит руки нагреть. Они вели с генералом наркогешефты и отлично знали, что он купается в деньгах. Возможно, даже помогали ему «отмыть» часть денег и разместить их в Америке. После смерти Гонсалеса они мигом смекнули, что тому, кто знает, где искать, будет чем поживиться. А поскольку Карлос был убит, занялись Астрид. Американцы считают, что они еще и заручились поддержкой одного из старых сицилийских мафиози.
— А мнимый полицейский из Нью–Йорка?
— Его послали сюда сицилийские пособники Мадам, на разведку. Но дальше этого дело не пошло, как ты знаешь. Он был убит, и, по мнению американцев, тут поработал твой приятель Ли, но это не доказано. Пока. Они усиленно уговаривают его выступить вроде как главным свидетелем обвинения.
— По–твоему, если он заговорит, его выпустят?
— Нет, в нынешней ситуации вряд ли, но приговор смягчат, и здорово. Электрического стула он уж точно избежит.
Я поежился при мысли, что сам едва туда не угодил, и плеснул себе еще немного коньяку.
— А женщина?
— Грета Бергман?
— Нет. Джейн Фрайден. Она–то как во все это ввязалась?
— Работала на мафию. Она любовница Роджера Ли.
— Все что угодно, только не мафия! С виду–то благовоспитанная шведская барышня из общества.
Калле улыбнулся.
— Ты разве не знаешь, что мафия в США — одна из крупнейших коммерческих империй. Оборот у них во много раз больше, чем у иных солидных промышленных корпораций. А где есть деньги, всегда найдутся и пособники.
— Ты имеешь в виду, что они работали по двум направлениям — секс и насилие? Она должна была постараться выманить у меня секреты, а в случае неудачи в игру вступал пистолет?
— Именно так. И ведь до чего ловко придумали! Ты берешь в руки орудие убийства — и все, ты в капкане. По времени ты мог убить Астрид, но улики отсутствовали. А теперь их было сколько угодно — весь пистолет в «пальчиках»! Просто, как апельсин.
— Непонятно только, откуда они знали, что «пальчики» мои? Я же у них не зарегистрирован.
— А мы–то на что...— Калле слегка сконфузился. Такое бывает нечасто, но тем более бросается в глаза.
— По–твоему, выходит...— медленно проговорил я.
Он кивнул.
— Увы, да. Георг Свенссон постарался. Помнишь, он вел твое дело, но потом заболел.
— Значит, в тот раз, когда ты показывал мне музей криминалистики и мы для смеху сняли отпечатки пальцев, ты их не уничтожил?
— Нет, черт побери,
— Пожалуй, ты прав. Хотя знать бы...
— Да брось ты, теперь уж все равно,— перебил Калле.— А вот Грета Бергман, в существование которой я, признаться, ни минуты не верил, зовется Инес Манн, родилась она в Италии, но мать и отец у нее немцы, в Италию попали во время войны. Тоже ничего себе птичка. Как выяснилось, хорошая наша знакомая. Мы держали ее под надзором. Даже телефон прослушивали, а ведь ты знаешь, как трудно получить на это разрешение.
— В чем вы ее подозревали?
— Наркотики. Она работала на итальянский синдикат, который поставлял в Швецию кокаин. Сперва героином занимались, потом переключились на кокаин. Масть этого добра шла через Сантинас. А она все время каталась туда в отпуск. Потому наши ею и заинтересовались. Живет на широкую ногу, а, по сути, не работает. То и дело на больничном. Она переводила на конференциях и еще кое–где подрабатывала.
— Понятно. Квартира на Риддаргатан. Черная норковая шуба. Дорогие украшения.
— По–видимому, ее назначили связной Ли в Стокгольме, и, знать ничего не зная про Грету Бергман, она явилась к тебе прозондировать почву. Встреча превзошла ее ожидания,— добавил Калле с легким сарказмом.— Ты выложил куда больше, чем она рассчитывала; она понятия не имела, что тебе так много известно.
— Ты сказал, что ее телефон прослушивался,— быстро перебил я, стараясь увести разговор в другое русло.— Ну и как, познакомился уже с записями?
— Да, и они свидетельствуют в твою пользу. И здорово помогут нью–йоркской полиции. Там есть сведения, которых ребята из отдела наркотиков не поняли и отнеслись к ним без интереса, поскольку к их епархии это отношения не имело. А речь, между прочим, шла о тебе и обо всем об этом. Обиняками, конечно, чтоб никто не догадался. Но, зная итог, несложно расставить фрагменты головоломки по местам.
— И что теперь будет?
— Полиция возьмет под стражу всех, кого только можно. Хотя это очень непросто: защитники будут изворачиваться любыми способами, а улик не так уж и много. Потому ньюйоркцы и обхаживают Роджера Ли. Он — их главный козырь. Само собой, если уцелеет. Ведь свидетелей обвинения не раз, бывало, убирали прежде, чем они успевали наломать дров.
— А деньги?
— Все, что удастся изъять, будет возвращено новому правительству. Им это здорово пригодится.
— Стало быть, за мной охотились вдова свергнутого диктатора, сицилийская и нью–йоркская мафии. Не считая шведской полиции. И конечно, Джима Андерсона.— Мне вспомнился его холодный, психопатический взгляд. И палец на курке пистолета.
— Пожалуй что так.— Калле провел ручищей по спинке Клео. Кошка подошла к нему после обеда и до тех пор терлась о его ноги, пока он не размяк и не налил ей в блюдечко сливок. Закусив, она угнездилась у него на коленях.— Если б они тебя забрали или Джим Андерсон успел выстрелить, я бы взял Клео к себе. Имей в виду на будущее. Если и впредь намерен знакомиться с девицами в барах. Будь здоров, старый Равальяк!