Кучер
Шрифт:
– Постой. Кем ты сейчас работаешь?
– Заведующим отделом пропаганды и агитации в ЦК ВКП(б) Молдавии.
– Высоко подскочил. Заместитель Брежнева что ли?
– Зам не зам, однако помогаю ему во всем.
– И как же ты добрался до такого поста и остался совсем безграмотным? Твоя речь по прежнему набита цитатами..., ни одной своей мысли.
Тонкие губы недовольно кривятся.
– Ты не прав. Я все время учился.
– И хочешь сказать, что окончил десять классов? Кто же тебя учил?
– Что ты ко мне привязался? Имею аттестат об
– Значит теперь пришел получить высшее образование и даже в педагогический институт. Думаешь здесь будет легче?
– Ничего не думаю..
– Ну что же, учись. Трудитесь, студент Черненко, я сам буду принимать у вас экзамены.
Теперь у него губы сжались. Я нагнулся к его уху.
– Есть другой вариант, накапать на меня органам, и все, экзамены будет принимать другой. У тебя уже опыт есть. Но в этот раз, я обнародую и расскажу твоим товарищам по партии, как ты расстреливал нищету в Хоросе и теперь прячешь свое прошлое, пытаясь убрать свидетелей.
Кучер отшатнулся от меня.
– Ты... ты... псих, Иванов.
– Постой, это еще не все. Я собирал сведения, люди из Хороского отряда и Джаркентского эскадрона еще живы, их осталось немного человек пять- шесть, ты не всех отправил на тот свет, не всех успел заложить... Я с ними имею связь и если с кем либо из нас ты повторишь, то что сделал в 1935 году, то мы договорились, все бумаги о тебе послать Сталину и Берия. Так что перевари все, зав отделом ЦК по пропаганде.
Черненко с ужасом смотрел на меня. Я не стал больше с ним больше говорить и пошел дальше по коридору.
Экзамен по математике у Кучера принимал я. Это был самый чудовищно безграмотный студент. Он застрял на уровне учебы на погранзаставе. Выше дробей так и не поднялся. С удовольствием вывел в его зачетке "неуд."
Прошел месяц и наш вуз посетил первый секретарь ЦК ВКП(б) Молдавии товарищ Брежнев Леонид Ильич. Он интересовался развитием науки, подготовкой студентов, беседовал с преподавателями и молодежью. После в кабинете ректора, по его просьбе, остался я и сам ректор.
– Друзья, - начал Брежнев, - я хочу с вами побеседовать о некоторых наших товарищах, очень нужных стране, нашему народу, видных деятелях партии, которые в свое трудное молодое время так и не могли получить высшего образования. Им действительно сейчас тяжело, повседневная текучка работы не дает как следует подготовиться. Они учатся у вас и хорошо бы им помочь. Я говорю о товарище Черненко.
– Помочь, как?
– спросил я.
Брежнев смущенно потер руку.
– Ну... вообщем, подготовить их так, чтобы они могли хотя бы сдать экзамены.
– Но он же все время занят, вы же сами говорите.
– С этого дня он будет отрывать от работы несколько часов и будет серьезно заниматься с вами.
– Я думаю, - проскрипел мой ректор, - что товарищ Ларин постарается помочь студенту Черненко.
– Вот и хорошо.
На этом визит высокого гостя закончился. Он все похвалил и пообещал выделить деньги на постройку общежития.
1955
Два года как умер Сталин, расстрелян Берия, вызван в Москву на повышение Брежнев, только Кусчер по прежнему застрял на своем посту. Перед отъездом в столицу Леонид Ильич неожиданно позвонил мне домой.
– Сергей Михайлович, - гудел он в трубку, - я по поводу Черненко. Слышал, что у него большие нелады с математикой. Тут меня вызывают в Москву, а там в аппарате ЦК есть вакантные места и я хотел бы чтобы Константин Устиновичу оказался там, но... пришлось его предупредить, что пока не получит диплома о высшем образовании, больше на повышение не пойдет.
– Это очень хорошее решение, Леонид Ильич.
– Помогите ему.
– Хорошо.
Он сидит передо мной на парте и отчаянно потеет. Простейшие задачи ему не по силам, зато тянет за счет памяти. Выучил все формулы по интегралам и дифференциалам, можно даже не проверять то что подготовил, прямом как с листа книги пишет доказательства и теоремы. С натяжкой ставлю ему "УДОВ" и вижу, что лицо его дергается, пытаясь подавить торжество улыбки.
Оценки у него в зачетке не ахти..., все удовлетворительно, кое где мелькнет волшебное "хор." Зато по истории партии жирная "отл."
Я сам вручаю ему диплом на торжественном вечере.
– Поздравляю Константин...
– Устинович...
Да он на радостях обнаглел. Стараюсь поставить его на место.
– Товарищ Черненко. Вы серьезно потрудились, чтобы получить эти корочки. Надеюсь, что это пойдет вам на пользу и способствует вашему продвижению.
– Спасибо.
Лицо напряжено, а глаза полные ненависти сверлят меня. Он не выступил с ответной речью, а тихонечко смылся.
Дома меня встречает дочка, ей четыре года.
– А где мама?
– спрашиваю ее.
– Ушла к врачу, - важно отвечает маленькое создание.
– А зачем?
– Это тайна, - шепотом отвечает она.
Неля приходит и долго прячет голову на моей груди.
– Что-нибудь стряслось?
– Да. У нас будет еще... маленький.
Я заглядываю ей в глаза и целую в губы.
– Ласковая, ты моя...
После получения диплома, Черненко вызвали в Москву.
1979 год
Я давно на пенсии, почти семьдесят лет. У меня дома в туалете на стенке бумага о моей реабилитации. Когда сажусь на стульчак, ехидно смотрю на нее.
– Зачем ты повесил ее там?
– спрашивает Неля.
– Я просрал десять лучших лет, эта бумажка подтверждает это.
– Дурень, ты.
Дети разлетелись, завели свои семьи и иногда подкидывают нам с женой внуков, чтобы не очень скучали.
В начале августа мне позвонили домой из КГБ и предложили подъехать к ним, поговорить о моей прошлой жизни. Как президенту подали к дому черную "волгу" и отвезли в управление. Моложавый генерал-лейтенант принял весьма хорошо, с бутылкой коньяка и крошечными бутербродами. Мы с ним говорили об урожае в Молдавии, о погоде, о моих книгах, но я чувствовал, что серьезный разговор впереди.