Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля
Шрифт:
– Так что же произошло в студии на 34-й стрит?
– нетерпеливо спросил я.
– Давайте вспомним, что мы увидели, открыв дверь, - предложил Холмс.
Я добросовестно перечислил все, находившееся в студии, и мой друг энергично кивал головой.
– Прекрасно, Ватсон! Вы вспомнили практически все, необходимое для разгадки. Скажите, вы помните, какие ткани лежали на столе и на полу?
– Да, помню. Дорогие, яркие и - как бы поточнее выразиться?..
– экзотические.
– Великолепно! Это очень важное наблюдение. Теперь давайте я расскажу, что еще обнаружил. Собственно, три предмета: безопасную бритву в ванной с прилипшим к ней рыжим волосом. Чек из театральной
Видимо, выражение моего лица подсказало Холмсу, что мне нужны дополнительные сведения.
– Когда мы дошли до лавки, я спросил хозяина, не заходил ли к нему недавно рыжий юноша и не покупал ли париков. Да, отвечал хозяин охотно, два парика, рыжий и черный, а за эту цену я продаю самые дорогие парики из натуральных волос. В то же время в студии мы обнаружили только черный. Как вы думаете, Ватсон, а где был рыжий?
Я подумал несколько секунд и уверенно ответил:
– Где-то еще!
– Совершенно верно, - отвечал Холмс, улыбнувшись каким-то своим мыслям.
– Что ж, будем рассуждать дальше. Джеймс вошел в студию, тому было четыре свидетеля. И если первым троим, включая этого жулика доктора Паттерсона, верить нельзя, то молочнику определенно можно.
– Да, вошел.
– Как он мог выйти?
– Окно было забрано решеткой, и вы осмотрели ее, - я начал перечислять все возможности.
– Да, решетка была в порядке.
– Дверь была заколочена гвоздями, - продолжал я.
– Совершенно верно, причем гвоздей было в несколько раз больше, чем нужно, - чтобы у нас не осталось сомнения.
– Входная дверь?
– Можно ли выйти из нее незаметно для стоящих на улице?
– Разумеется нет.
– Следовательно, где был Джеймс в тот момент, когда сестра вошла в студию?
– В студии?
– Верно, Ватсон. Видите, вы способны не только к наблюдению, но и к логическому рассуждению, - заметил Холмс.
– Теперь, было ли в студии место, где можно спрятаться, - кроме как под кушеткой, куда немедленно заглянули, и сундука, куда можно засунуть человека, только предварительно разрезав его пополам?
– Нет, - отвечал я, еще раз воскресив перед мысленным взором памятную картину.
– Следовательно, видели ли вошедшие Джеймса?
– Получается, что... да?
– Тут у меня в голове что-то с хрустом повернулось и наконец встало на место.
– Манекен?
– Разумеется.
– Тот, что стоял у окна, против света?
– Совершенно верно.
– Но ведь он был неподвижным... и лысым, в конце концов?
– Вы все уже сказали, - отвечал Холмс.
– Вспомните, что Джеймс умел подолгу сохранять неподвижность.
– А волосы? Как он успел их сбрить за пять минут? И почему их не нашли?
– Полагаю, сбрил он их накануне. А гостей в то утро встречал уже в парике.
Я постепенно начал понимать.
– Итак, - подытожил Холмс, - восстановим последовательность событий. Манекен у окна стоит там довольно давно, так что к нему успели привыкнуть. Утром Джеймс надевает парик, встречает гостей и выходит на улицу. Затем, извинившись, бежит в студию, разделяет манекен пополам - все манекены, как вам известно, состоят из верхней и нижней половины - и убирает его в сундук. Ткани из сундука приходится вынуть и бросить на пол, но это вполне укладывается в замысел - создать картину беспорядка. С помощью деревянного ярда Джеймс имитирует след раскрытой двери, - вы помните, что дверь была ровно в ярд шириной. Он сбрасывает одежду и парик, тоже убирает их в сундук, надевает хламиду, снятую
После их ухода Джеймс надевает заранее приготовленную, видимо, самолично сшитую одежду, собирает многострадальный манекен, ставит его на место и спешно покидает дом. Когда через двадцать минут на место прибывает полиция, все выглядит абсолютно так же. И кто теперь узнает рыжеволосого джентльмена в наголо бритом молоденьком матросе?
– Почему именно в матросе?
– Ватсон, ведь я напомнил вам про обрезки дешевого синего сукна среди дорогих и ярких тканей. А среди журналов "высокой моды" лежала книга с описанием формы американских моряков. Кроме того, моряки на берегу ходят с чемоданчиком вроде докторского саквояжа, куда удобно убрать костюм, в котором юного Филимора видели утром. И кто знает, дорогой Ватсон...
– Холмс принялся неспешно набивать трубку.
– Возможно, мы ехали обратно в Гавр на одном корабле с Джеймсом Филимором.
– В Гавр?
– удивился я.
– У меня есть такая гипотеза, не более того, - отвечал Холмс, подвигая мне свежий номер "Фигаро".
– Видите эту статью: "Кутюрье Ле Филье-Муар покоряет Париж"?
– Поразительно, - заметил я, проглядев заметку, снабженную портретом коротко стриженного молодого человека с рассеянной улыбкой.
– Однако, Холмс! Вы были жестоки к юной мисс Филимор.
– Ватсон, - Холмс улыбнулся, - я отдаю должное вашему доброму сердцу. Позвольте мне зачесть вам письмо из сегодняшней утренней почты. Одну минутку... так... так... а, вот:
...и особенно благодарю Вас за то, что Вы открыли мне глаза на то, что такое истинно любящее сердце и что представляет собой холодный расчет. Я счастлива, что этот слизняк скрылся под покровом ночи, не утомляя меня никакими объяснениями. Но еще больше я счастлива потому, что наконец поняла, что я могла утратить навсегда. Мы отбываем завтра к новому месту службы Тедди, на Тихоокеанский флот. Прошу Вас, сообщайте мне об успехах моего брата и убедите его наконец объявиться и принять наследство, - я счастлива и без того, но мне не хватает его компании и доброго расположения.
Искренне Ваша,
Сюзанна О'Нил
– Скажите, Холмс, - наконец спросил я, когда мы в благостном молчании докуривали трубки, - а зачем вы так долго экспериментировали с дверью черного хода? При чем тут она?
– Не забывайте, - отвечал мой друг, окутываясь облаком душистого дыма, - что мы были там вместе с шерифом. Он должен был убедиться, что даже хваленый Шерлок Холмс с его наблюдательностью не может разгадать эту тайну. И кроме того, - добавил он меланхолично, - надо, чтобы ему было что рассказывать коллегам и друзьям.
КРЫСЫ ЖИВУТ ПОД ЗЕМЛЕЙ
– Скажите, полковник, а случалось ли, что вы знали о преступлении, а доказать ничего не смогли?
Полковник Рид Хиллман вздохнул терпеливо, вытер лоб салфеткой и отхлебнул из высокого запотевшего стакана.
– Жарко сегодня, - сообщил он.
Майкл из "Бостон глоба" подтолкнул меня локтем в бок, но я уже и сам понял, что сегодня не обойдется без истории.
В тот год мы собирались на веранде Гарвардского клуба каждую последнюю субботу месяца. Началось с семинара по борьбе с коррупцией, но потом семинар прикрыли. Оказалось, однако, что каждому из нас было что рассказать, особенно Риду, ветерану Бостонского отдела по расследованию убийств.