Куда приводят мечты

Матесон Ричард

Не могу сказать, что это было несправедливо и однобоко. Добрые дела также присутствовали. Душевные порывы, успехи и свершения — все это тоже было.

Беда была в том, что я никак не мог с этим разделаться. Горе Энн отвлекало меня от созерцания этих картин, словно кто-то издалека тянул меня за руку. «Милая, дай посмотреть». Думаю, я произнес эти слова или просто они пришли мне на ум.

Я очнулся, снова лежа рядом с ней, с трудом приподняв отяжелевшие веки. Энн всхлипывала во сне, и эти звуки, словно кинжал, вонзались в мое сердце. Ну пожалуйста, я обязательно должен

увидеть, узнать — оценить. Это слово вдруг показалось мне очень важным. Оценить.

Я снова поплыл к своим тайным видениям. Секунду назад я покинул кинозал; изображение на экране застыло. Теперь оно снова ожило, поглощая все мое существо. Я опять оказался внутри, переживая давно минувшие дни.

Теперь я понимал, сколько времени провел, потворствуя своим чувствам, и опять не буду вдаваться в детали. Я не только открывал заново каждое испытанное ощущение, но мне приходилось также пережить каждое неисполненное желание — так, словно оно было исполнено. Я увидел, что происходящее в сознании столь же реально, как вещи, имеющие место в физическом мире. То, что в жизни существовало лишь в воображении, теперь сделалось осязаемым; каждая фантазия становилась реальностью. Я проживал их все — и в то же время наблюдал со стороны, будучи свидетелем присущего им зачастую убожества. Свидетель, страдающий от абсолютной объективности.

И все же всегда равновесие, Роберт; подчеркиваю это — равновесие. Весы правосудия: темнота против света, жестокость против сочувствия, похоть против любви. И всегда этот неизменный сокровенный вопрос: «Что ты сделал со своей жизнью?»

Утешало лишь то, что свидетелем этого глубоко личного серьезного смотра являлся только я сам. Это было закрытое исполнение спектакля, оценивать который могло лишь мое сознание. Более того, я был уверен в том, что каким-то образом каждый пережитый поступок и каждая мысль навеки отпечатываются в моем сознании на будущее. Я не имел понятия, почему так происходит. Просто знал, что это так.

Потом начало происходить нечто совсем странное. Я оказался в каком-то загородном доме. Я смотрел на лежащего в постели старика. Рядом с ним сидели седая женщина и мужчина средних лет. Их одежда была мне незнакома. Когда женщина заговорила, в голосе ее прозвучал какой-то странный акцент.

— Думаю, он умер.

— Крис!

Мучительный крик Энн вырвал меня из сна. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что лежу на земле, а вокруг клубится туман. Я медленно поднялся, ощущая боль в каждой мышце, и попытался пойти, но не смог. Я был на дне темного озера, плотные воды которого колыхались вокруг меня.

Я вдруг почувствовал голод, непонятно с чего. Нет, слово «голод» не подходит. Нужны были средства для поддержания. Нет, нечто большее. Надо было что-то восполнить, чтобы помочь мне собраться воедино. Да, точно. Я был незаконченным; недоставало каких-то частей. Я попытался думать, но это оказалось выше моих возможностей. Мысли едва ворочались в голове, словно их склеили. «Оставь это, — все, что я мог придумать. — Оставь».

Я увидел, как белый столб света передо мной начинает принимать очертания фигуры.

— Тебе нужна моя помощь? — послышался

голос. В тот момент мне не хватало проницательности понять, мужчина это или женщина.

Я сделал попытку заговорить, потом услышал, как издалека Энн снова зовет меня по имени, и огляделся по сторонам.

— Ты можешь здесь остаться надолго, — произнесла фигура. — Возьми меня за руку.

Я взглянул на фигуру.

— Я тебя знаю?

Я едва мог говорить, голос мой звучал как-то безжизненно.

— Сейчас это не важно, — молвила фигура. — Просто возьми меня за руку.

Я рассеянно уставился на неясный силуэт. Энн снова позвала меня по имени, и я покачал головой. Это существо пыталось увести меня от нее. Я не позволю ему это сделать.

— Убирайся, — сказал я. — Я иду к жене.

Я снова оказался в тумане, совсем один.

— Энн! — позвал я. Мне было холодно и страшно. — Энн, где ты? — Голос мой звучал безжизненно. — Я тебя не вижу.

Что-то потащило меня сквозь туман. Что-то другое пыталось удержать меня, но я отогнал его; это была не Энн. Я это понимал и должен был найти Энн. Только она имела для меня значение.

Туман начал рассеиваться, и я понял, что могу перемещаться. Передо мной расстилался чем-то знакомый пейзаж: широкие зеленые лужайки с рядами металлических табличек вровень с землей, букетами цветов там и сям — некоторые засохшие, иные — увядающие, а другие — совсем свежие. Я бывал здесь раньше.

Я пошел к отдаленной фигуре, сидящей на траве. «Где же я видел это место?» — недоумевал я, тщетно пытаясь вспомнить. Наконец, подобно пузырьку, выталкиваемому наверх из трясины, всплыло воспоминание. Ван. Чей-то сын. Мы его знали. Он был здесь похоронен. «Сколько времени прошло с тех пор?» — спрашивал я себя. И не мог ответить на этот вопрос. Время представлялось неразрешимой загадкой.

Теперь я видел, что сидящая фигура — это Энн, и со всех ног поспешил к ней, испытывая одновременно радость и печаль, сам не знаю почему.

Подойдя к ней, я позвал ее по имени. Она ничем не показала, что видит или слышит меня, и по какой-то необъяснимой причине теперь я этому не удивлялся. Я сел на траву подле нее, обняв ее одной рукой. Я ничего не чувствовал, и она никак мне не отвечала, устремив взор в землю. Я пытался понять, что происходит, но мне это не удавалось.

— Энн, я тебя люблю, — бормотал я. Другие слова не приходили на ум. — Я всегда буду тебя любить, Энн.

На меня навалилось отчаяние. Я взглянул на то место на земле, куда смотрела она. Там были цветы и металлическая табличка.

«Кристофер Нильсен. 1927-1974». Я уставился на табличку, онемев от изумления. Я смутно припомнил, как ко мне обращался какой-то человек, пытаясь убедить меня в том, что я умер. Был ли то сон? А сейчас сон ли это? Я покачал головой. По какой-то причине я не мог этого уразуметь, считая концепцию сна неприемлемой. Что означало, что я умер.

Умер.

Как это сокрушительное открытие могло оставить меня в том же состоянии глубокой апатии? Я должен был бы вопить от ужаса. Вместо этого я лишь неотрывно смотрел на табличку со своим именем, годом рождения и годом смерти.