Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона
Шрифт:
В этот момент хозяин дома появился на пороге. Оглядев гостей, поинтересовался:
– Ну, все довольны? Я задержался в гостиной, задул свечи. Они нам теперь ни к чему.
Присутствующие молчали. Грушин подошел к столу и потянулся к бутылке шампанского. Одну Инга уже выпила, и Артему пришлось открыть вторую. Не спрашивая, хозяин дома вновь наполнил опустевший бокал Инги. Та не протестовала.
В этот момент Кира произнесла:
– Грушин, я минеральную воду на себя опрокинула. Мне неудобно в мокром. Скажите, у вас в доме не найдется старой рубахи или кофты?
– Я сейчас посмотрю, – кивнул Даниил.
– Сделайте одолжение. Ничего, если мы вас оставим ненадолго? – обратилась Кира к сидящим за столом.
Переглянувшись с Прасковьей Федоровной, Сид сказал:
– Раз выйти отсюда мы не можем…
– Да, лучше бы тебе, Кира, дома переодеться, – заметила писательница.
– Ну зачем же прерывать такой чудный вечер! – тут же съязвил Артем.
– Пойдем, – обратился хозяин дома к Кире.
Как только они вышли, Реутов придвинулся к Инге:
– Ты слишком много пьешь.
– Это от нервов, – хихикнула она, прихлебывая шампанское.
– Почему ты так трясешься?
– Ты думаешь, я каждый день вижу трупы?
– Да, но ты и до этого была не
– Ничего. Абсолютно. Мы друг друга ненавидим. Разве не понятно?
– Согласен. Но до ненависти что-то ведь было? А?
– О чем вы там шепчетесь? – вмешалась Прасковья Федоровна. – В конце концов, это неприлично!
– Отчего же, – усмехнулся Валентин. – Босс секретничает со своей секретаршей. По-моему, это в порядке вещей.
– Судя по тому, что ты начал мне хамить, вы с Грушиным о чем-то договорились, – заметил Артем. И тут же предположил: – Быть может, на пару грохнули следователя? И решили спихнуть на меня? Хозяина в тюрьму, фирмы сливаются, Грушин вновь король, а Валентин Борисюк в дамках. Умно!
– Ничего подобного… – пробормотал зам по рекламе…
…А в это время Кира и Грушин поднялись на третий этаж и зашли в спальню хозяина дома.
– Хорошо, что ты сообразила про мокрую одежду, – сказал он, отодвинув дверь зеркального шкафа-купе. Отражаясь в зеркале, комната выглядела больше, объемнее. И мертвые красавицы на стенах множились, становились загадочнее. Кира здесь чувствовала себя, как дома. – Я все думал, как бы нам переговорить. Насчет убийства.
– Что? Что такое?
– Ты сказала правду?
– Ну разумеется!
– И знаешь, кто взял нож из буфета?
– Не могу больше… – простонала Кира. – У меня все кончилось! Выручишь?
– Как обычно…
Грушин полез в тайник. Достал оттуда коробку, из нее одноразовый шприц, наполненный прозрачной жидкостью.
– Я все уже приготовил. Знал, что пригодится.
– Ты – чудо! – радостно воскликнула Кира и жадно схватила шприц. – Паша все время спрашивает: ты колешься? Я отвечаю: нет, нет и нет! Мол, откуда у меня на это деньги? Ты же наличных не даешь! И в город не отпускаешь! У меня даже мобильного телефона нет! Паша отобрала. Позвонить не могу, а то бы на дом привезли. Есть еще люди на белом свете! Ты тоже – человек! Если б не ты… Грушин!
Она говорила бессвязно. Говорила, говорила, а глаза при этом жадно блестели, руки подрагивали от нетерпения.
– Почему ты мне помогаешь? С меня взять нечего. Я – пустая. Все продала. Грушин?
Тот внимательно следил за манипуляциями Киры. Когда та засучила штанину, воровато оглянулся на дверь:
– А вдруг кто-нибудь войдет?
– И что?
– Сид знает, что ты – наркоманка?
– Упаси бог! Думает, что я тяжело больна. Что у меня рак! Рак! Ха! Как это было бы просто! У меня рак души! Это тоже неизлечимо, но жить с ним можно годы и годы… Хорошо, куда мне пойти? В сортир? Может, ты просто дверь запрешь?
– Да зачем? Шучу я. Никто не войдет. В мою спальню? Разве что Инга. По старой привычке. Ха-ха! Но она при Теме не станет этого делать.
– Грушин, ты – чудо! – возбужденно повторила Кира. Она сняла ботинок с ноги, потом спустила носок и примеривалась к вене на ступне.
– А ты не боишься? Вдруг в шприце – яд? Вдруг я хочу тебя убить?
Кира рассмеялась и без раздумий воткнула иглу в синюю вздувшуюся вену. На ее жилистой ступне остались следы многочисленных уколов.
Он знал ее маленькую тайну от Инги, которая раньше доставала для Киры наркотики. Из жалости. Они и в самом деле были близкими подругами. И, покидая дом Грушиных, Инга открылась хозяину и передала ему Киру, как эстафетную палочку. Наркоманами манипулировать легко, доставая для них очередную дозу.
О трагедии Киры Даниил Грушин знал все. Знал, почему та продала однокомнатную квартиру и очутилась в коммуналке, почему так ненавидит Сида, почему Злата Ветер до сих пор не исписалась, напротив, выдает каждые три месяца новый любовный роман. Они же пишут в четыре руки! Злата и Кира! Но под одной фамилией. На Киру иногда находит просветление. У нее когда-то был недюжинный талант.
А что касается Прасковьи Федоровны… Можно, конечно, ее осуждать. Но с другой стороны… Если бы она честно отдавала Кире ее долю, куда бы ушли деньги? Глупый вопрос. На наркотики! Кира неизлечима. Вот уже три года она прочно сидит на игле. И не хочет слезать. Единственный близкий ей человек и любящий ее искренне, бескорыстно, отец, несколько лет назад умер. Детей не будет никогда. Любовь похоронена. Что ей еще делать? Чем жить?
Нет, Паша подругу не использует. Это сосуществование обеим приносит пользу. Причем Прасковья Федоровна честно пытается бороться с болезнью подруги. Грушин же решил использовать Киру как одну из разыгрываемых карт. Вечер был бы скучен, не добавь он в него маленькую интригу. Кира, Прасковья и Сид – забавное трио. И всем теперь весело…Сид откровенно заскучал. Ему хотелось домой, на любимый диван. Поставить компакт-диск и посмотреть что-нибудь легонькое, бездумное. Разгрузиться. Эти люди слишком серьезны. У него, что ли, нет проблем? Полно!
Но проблемы Сид привык решать одним махом. Не думать ни о чем, а в подходящий момент рубануть сплеча, принять мгновенное решение, и точка. Сид по натуре был типичным флегматиком, из породы людей, которых трудно раскачать, но уж коли это произошло, они неудержимы и способны на все. Сейчас Сид скучал, посматривал на Инну и невольно вспоминал подробности, которые успел разглядеть в бинокль. Руки, ноги, грудь. Ну и так далее. Красавица принимала солнечные ванны нагишом. Да, неплохо было бы…
Поймав его взгляд, Прасковья Федоровна слегка надулась. Красавицу Ингу она всегда недолюбливала. Сид подглядывал за горничной в бинокль, когда та работала у Грушиных. Писательница была уверена: Инга – проститутка, которая мужчинам не отказывает. И берет за это деньги. Деньги! Фи! А Сид…
– Мать, я исчезну на пару сек.
– Куда? – схватила она за руку мужа.
– В сортир! Ты что, и туда меня будешь провожать?
Прасковья Федоровна покосилась на Ингу. Нет, красавица увлечена разговором с Артемом и никуда выходить не собирается. Как только Инга сделает маневр, попытается пойти за Сидом, она тут же встанет из-за стола и двинется следом.
– Хорошо, иди, – милостиво кивнула писательница. – Поднимешься на третий этаж, там хозяйские спальни и санузел. Белая дверь. Она…
– Найду, – нетерпеливо отмахнулся Сид.
И вышел в коридор.
– Куда
– Освежиться, – кокетливо ответила Прасковья Федоровна.
– Я давно хотел спросить… – И Валентин подсел поближе.
– Пожалуйста-пожалуйста. – Писательница подняла руку, показав тщательно выбритую подмышку, и принялась перекалывать шпильки в пучке. Она считала, что выглядит очень сексуально.
– Вот скажите: много вам, писателям, платят?
– Это коммерческая тайна, – хихикнула Прасковья Федоровна.
– Ну все-таки? На жизнь хватает?
– Ха-ха!
…Сид тем временем поднялся на третий этаж. Перед ним возник ряд дверей. Все белые. Поди разбери, где у них тут сортир! Ну и дом! Громадина! Жена ходила сюда регулярно раз в неделю и с хозяйкой дома была близка, а он выше первого этажа не поднимался. Инга в гости не звала, а что касается хозяйки…
Он невольно сравнивал Ольгу со своей женой. Богата и некрасива. Моложе, конечно, чем Мать, но это ничего не меняет. Выходит, Грушин – тоже альфонс? А как держится! Словно барин! Словно все здесь его!
Сид сюда не ходил. Хозяйка дома его откровенно сторонилась, хозяин недолюбливал и частенько называл Сидором, что звучало оскорбительно.
Теперь же Сид толкнулся в одну из дверей и попал в спальню хозяйки. На кресло небрежно наброшен кружевной пеньюар, здесь же валяется прозрачный, почти невесомый бюстгальтер. Видимо, домработница не слишком усердствовала, делая уборку. Сид не удержался, подошел и указательным пальцем поддел бюстгальтер. Так и есть! Груди у нее почти нет! А талия расплылась, это он давно уже отметил.
Сид положил бюстгальтер на место и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Так тебе и надо, Грушин! Мать, конечно, постарше, чем Ольга, но с бюстом у нее все в порядке. И вообще.
Признаться, исполняя супружеские обязанности, Сид себя не насиловал и никого отвращения к жене не испытывал. Его всегда тянуло к бабам постарше, к материнской, так сказать, груди. Мать (не Паша, а та женщина, что его родила) крепко пила, ребенком не занималась, тычки и подзатыльники раздавала охотно, а на поцелуи была скупа до крайности. Став взрослым, красавчик Сид ценил доброе к себе отношение. И жену называл уважительно: «Мать». Мать – кормилица. Баба что надо!
Сид толкнулся в следующую дверь. Черт его знает? Быть может, это санузел между двумя спальнями? Дверь неслышно открылась.
Картина, открывшаяся ему, поразила до крайности. Засучив левую штанину, Кира выдавливала во вздувшуюся вену на ступне жидкость из шприца, а Грушин стоял рядом и внимательно за этим наблюдал.
Сид оторопел. До него наконец дошло! Вот почему она и зимой и летом ходит в бесформенных балахонах! Штанины до пола, длинные рукава почти закрывают пальцы! У нее же все руки исколоты! И даже ноги! Это настолько его поразило, что необычная обстановка спальни и огромные черно-белые портреты на стенах отошли на второй план.
– Сука… – прошипел он.
Кира вздрогнула и подняла голову. Грушин тоже обернулся.
– Как ты сюда…
– И ты сука! – заорал Сид ему.
Кира отбросила пустой шприц и поспешно опустила штанину. Лицо у нее при этом стало виноватое, как у ребенка, которого родители застали врасплох за разглядыванием непристойных картинок.
– Не торопись. Я все уже видел, – сквозь зубы процедил Сид.
– Послушай, парень… – начал было Грушин.
– Сука! Так вот зачем тебе деньги! Ты колешься! Теперь я понял!
– Что ты понял? – оторопела Кира.
– Да все! Все!
– Сидор, не спеши с выводами, – сказал Грушин.
– Меня зовут Сид.
– Хорошо, Сид. Послушай…
– Да пошел бы ты…
И Сид выскочил в коридор, громко хлопнув дверью.
– Останови его, – попросила Кира.
Грушин кивнул и выскочил за дверь следом за разгневанным плейбоем.
– Сидор! – крикнул он. – Сид, черт тебя возьми! Подожди! Я тебе говорю!
Тот уже был у лестницы.
– Тебе будет интересно это узнать! Постой!
Сид резко обернулся.– А я все уже узнал! Интересное!
– Жене побежишь докладывать?
– Хотя бы!
– Не спеши.
– Тебе-то какая печаль? – спросил Сид, задержавшись на верхней ступеньке.
Грушин, приблизившийся к нему, усмехнулся:
– С каких пор ты со мной на «ты»?
– А кто ты такой? За деньги с бабой спишь! Чем ты лучше меня? Бабла у твоей бабы больше? Хата круче?
Грушин нахмурился. Щенок! Прямо-таки руки зачесались! Но сдержал себя, сказал как можно спокойнее:
– Во-первых, твоя жена все знает.
– Врешь!
– Во-вторых… Пойдем, поговорим.
– О чем? – резко спросил Сид.
– Ты многого не понимаешь.
– Не понимаю, что было в шприце? Лекарство от рака! Как же! А я-то думал, что она больная! А она – наркоманка!
– Да тише ты! Тише!
– Что, испугался? Менты, если приедут, наркоту у тебя найдут! Точно! И влепят тебе… лет семь! Мало! Десять!
– А я возьму, да и тебе в карман куртки ее подброшу, – ласково протянул Грушин, – наркоту. Это как?
– Чего-о?
– Кому поверят? Стриптизеру или уважаемому человеку, владельцу фирмы? А? Кому сподручнее таскать в дом наркотики? Мне или тебе? Из ночного клуба? Из притона? А?
– Ну ты гад! – замахнулся на него Сид.
Грушин с легкостью перехватил его руку. Сид слегка удивился: надо же! Какой накачанный! А на вид и не скажешь! Хозяин дома был выше ростом, хотя Сид заметно шире в плечах. Пальцы у Грушина длинные, тонкие. Но хватка железная!
– Спокойнее, Сидор, спокойнее. Ты увидел то, чего не должен был видеть. Но, может быть, это и кстати? Пойдем, поговорим.
Грушин разжал пальцы.
– Куда? – Сид потер руку, которая слегка побаливала после железных тисков хозяина дома.
– Да хоть туда, – кивнул тот на дверь, за которой находилась спальня жены. – Поскольку моя комната занята Кирой. Та полежит немного на кровати, подождет прихода.
– Ей другого прихода надо дождаться. Ментов.
– А ты остроумный парень! Ну хватит упрямиться! Пойдем.
И Сид за ним пошел. Была причина. Потому что у Сидора Ивановича Коровина тоже имелась своя маленькая тайна. А вдруг Грушин ее узнал? Ну разумеется, узнал! И заявил об этом публично: «Здесь присутствуют шантажируемые и шантажисты…»
Зайдя в спальню Ольги, Грушин покачал головой:
– Ай-ай-ай! Машка получит у меня! Называется, уборку сделала! Надеюсь, женское белье тебя не смущает?
– Еще чего!
– Понимаю: особенности профессии. Скажи, а много старух тебе пришлось трахнуть, прежде чем тебе сделали брачное предложение? А? Сидор?
Еще немного, и они бы сцепились. Грушин нарочно его провоцировал. Говорил грубо и называл именем, которое записано у парня в паспорте. Сида надо вывести из равновесия. Раскачать как следует.