Куда улетают ангелы
Шрифт:
— А может быть, это у тебя не получается? — решила я на сей раз не беречь своего ранимого друга.
— Мне надо провериться? — совершенно неожиданно спросил романтик секса.
— А зачем? Если ты говоришь, что «и не надо»?
— И то правда, — как-то уж слишком просто согласился он. — Тем более что нервы ты мне так измотала…
— Саша… — Я глупо пыталась остановить то, что, по всей видимости, было запланировано и подготовлено. — И это говоришь ты…
— А кто уехал с дачи под самое Рождество? Я что, для этого
— Но ты же нахамил мне на даче, и даже не нахамил, а… Ты же помнишь, что было… И в Турции безобразничал… Или нет?
— А! — отмахнулся Виноградов. — Чушь собачья! Детский сад!
— То есть… — Я смотрела на него, а он — на меня.
Он ждал. Я по сценарию должна была быстро всё сообразить, обидеться и сказать: «Всё! Я обиделась! До свидания!»
Я решила потерпеть. Подождать, что предложит автор и режиссер нашей с ним совместной жизни.
— То есть ты меня достала, — сказал автор, с подозрением глядя на меня. — Слушай, плачь дома, а? Не здесь. Неудобно.
Я и правда, почувствовала, что начинаю совершенно некстати переживать. И постаралась взять себя в руки.
— Понимаешь, Лена, я уже даже не знаю, в какой форме нам жить…
— А мне кажется, что жить можно только в одной форме — жить вместе или не жить.
— Бывает по-разному… — он прищурился, не глядя на меня.
— Ты имеешь в виду жесткие жизненные обстоятельства — тюрьма, дальнее плаванье? Да, тут никуда не денешься. Садись в тюрьму, я буду тебя ждать.
— Ага, сейчас! — Он залпом допил виски.
— А всё остальное, все остальные формы совместной жизни, Саша, — это лукавство. Не видеть друг друга каждый день, чтобы не надоедать друг другу? «Как же мы будем друг без друга? — Как друг без друга».
— Чего-чего? Я тебя умоляю, только не надо писать стихов. У тебя и без этого заморочек хватает.
— Это Вера Павлова. Поэтесса очень хорошая…
Он отмахнулся.
— Вот и читай ее, а меня не доставай.
Он несколько секунд помолчал. А потом вдруг рыкнул, ни с того ни с сего:
— Достала. Достала!..
— Саша…
— Достала! Прижимаешь к стенке!
— Нет, но я действительно хочу знать. Я не могу больше жить в иллюзиях и неведении…
— Что? Что надо от меня?
— Хочу знать — ты не хочешь больше с нами жить?
— Не хочу. Ты меня достала.
— Чем?
— Не важно.
— Ладно. И не хочешь больше второго ребенка?
— Не хочу. Опять будет, как с Варькой. Сначала человек родится, а потом мы уже будем разбираться, можем ли мы жить вместе.
— У нас для этого было четырнадцать лет, Саша…
— Вот именно. Варенька… — Саша посмотрел на Варьку, которая вернулась
— Зря я тебе поверила, когда ты пришел и лег на пол и предложил жить вместе… То есть я ведь тебе не поверила, ты помнишь?
Виноградов поморщился.
— Лена… Ну я тебя прошу… Умная женщина… Бразильский сериал закатываешь… Поверила — не поверила… Не надо было верить! Всё, душа моя, всё. Мы оба измучены.
— И?..
— Ты же сама все понимаешь. Вот и скажи.
Я встала, взяла Варину кофточку, саму Варю с новой игрушкой и ушла. Потом вернулась.
— Это всё, Саша.
— Ну всё, так всё, — легко ответил тот, с кем я собиралась прожить оставшуюся жизнь. — Слушай, неудобно, человек поет про свое наболевшее… Послушай, песня какая классная… А ты стоишь и чего-то хочешь от меня.
— Саша… — Повинуясь непонятному импульсу (я действительно не думала об этом уже полтора года, у меня не было причин на это), я спросила: — У тебя другая?
— А у тебя? — Александр Виноградов взглянул на меня серьезно и строго.
— Господи… У меня — нет. А у тебя?
— А у меня есть другая женщина. Всё? Или еще что-то хочешь услышать?
Я смотрела на него, а он — на музыкантов, играющих негромкий блюз. Девушка с очень черными блестящими волосами с душой пела по-английски. Если бы Виноградов понимал слова, он бы очень удивился — как кстати.
«I will say „Good-bye“, I will walk away, I will not look back, for I've heard you say… More than just „good-bye“, more than „farewell“, it will be as if we'd never met…» Я скажу «пока» и уйду. И всё будет так, как будто мы и не встречались никогда.
Наивная и трогательная режиссура жизни.
— Теперь всё. Нет. А как же Варька? Ты ведь говорил ей: «наша дача», «наша семья», «наша квартира», ты показывал ей комнату, где она будет жить…
— Не надо меня шантажировать Варькой. Она еще ничего не понимает. Мало ли люди расходятся… Ты что-то еще хочешь спросить, Лена?
— Она намного моложе меня?
— Она моложе тебя.
— Она лучше, чем я и Варька?
— Фу-у-у… Нет, вы лучше всех.
— Тогда зачем тебе это надо? Я ни о чем не прошу. Я не понимаю.
— Когда я сам пойму, я тебе позвоню, идет?
— А мне пока что делать?
— Тебе? Работать… Варьку растить. В уважении ко мне. Что-то она опять сегодня волчонком на меня смотрит.
А почему я должна растить ее в уважении к человеку, который вынул мою душу, потер на терочке, посолил, поперчил, потом попробовал и даже есть не стал. Не понравилось. Объелся. Захотел другого.
— Я уволилась с работы, Саша. Ты же говорил…
— Ну что, будем теперь вспоминать, кто что кому и когда говорил? Ты тоже много чего говорила и обещала.