Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов
Шрифт:
Алексей Давыдов: До «гибели традиционного мира» в России еще далеко. Поэтому воспроизводится и русская интеллигенция. Что-то в ней, конечно, изменилось, но в чем-то существенном она остается собой.
Наталья Тихонова: Интеллигент — это определенный тип личности, а интеллигенция — это социальная группа со своими функциями в обществе. Интеллигенция как группа действительно уже практически исчезла, никакие значимые функции она уже не выполняет. А отдельные интеллигенты, конечно, сохранились.
Алексей Давыдов: Пусть не интеллигент, пусть буржуазный интеллектуал. Дело же не в этом. Дело в том, что он, как субъект культуры, продолжает воспроизводить ее традиционное
Наталья Тихонова: Культуру сейчас воспроизводят СМИ, а не интеллигенция.
Игорь Яковенко:
Она воспроизводится через механизмы СМИ властной элитой в интересах этой элиты. В стратегическом отношении такое воспроизводство тупиковое. Давыдов формулирует жесткий тезис: «Механизм культуротворчества в России порочен». Сильно сказано, но правильно. И воспроизводство культуры, и ее развитие связаны с культуротворчеством, а оно у нас и в самом деле ущербное.
Оно ущербное, потому что создает культурные формы, не адекватные реальности. Культура — это способ бытия человека, она должна вписывать его в мир. Русский же механизм культурного творчества создает продукт, пользуясь которым выживать в этом мире трудно, а вымирать легко. Поэтому много и хорошо пьется, поэтому массовая наркомания, поэтому нет желания жить…
Докладчик объясняет это тем, что русская культура не самокритична. Но отсюда как раз и следует, что в ней не развито личностное начало, без которого не может быть и личностной потребности в свободе. Как я понимаю, личность обязательно самокритична; отсутствие самокритики — свидетельство отсутствия личностности. Всякая традиционная, доличностная культура лишена самокритики.
Алексей Давыдов: У меня акцент другой. Я говорю о том, что культура русского интеллигента не предполагает самокритики по поводу его критичности…
Игорь Яковенко: Все правильно. Русский интеллигент слишком традиционен и не стал личностью. Если он интеллигент, он не личность, а если он личность, то он перестал быть интеллигентом.
Игорь Клямкин: Я так понимаю, что общий пафос обсуждаемого доклада вам не близок. Ни в целом, ни в частностях…
Игорь Яковенко:
Почему же? Есть тезисы, с которыми я согласен. Например, что идея личности как новое основание империи является химерой. Никакой империи сейчас построить нельзя. И личность не может быть ее основанием.
Далее, Алексей Платонович формулирует очень важное положение о конфликте между личностным началом и русской традицией. Отсюда — неудачные попытки русского человека стать личностью. Эта драматическая коллизия между нарождающимся личностным началом и традицией стала метасюжетом русской литературы. Либо я остаюсь лояльным русской культуре, но тогда отказываюсь от личности, либо я заявляю себя личностью, но тогда осознанно и рефлексированно противопоставляю себя доминирующей культуре. Тут я полностью согласен с автором. Другое дело, что он отыскивает культурные альтернативы там, где мне их увидеть не дано.
Да, процессы порождения альтернатив происходят постоянно, но они не снимают того главного вопроса, с которого я начал свое выступление. Могут ли они сработать или станут эпизодами схождения с исторической арены? Однозначного ответа на этот вопрос, как я уже говорил, быть не может. Но я знаю, что ничто не меняется от хорошей жизни; качественные перемены происходят в ситуациях экстремальных.
Если бы у России не было гигантской территории, если бы с нее было снято ресурсное проклятие, то она была бы вынуждена меняться. Но пока у нее есть возможность существовать в ее нынешнем межумочном положении, вряд ли что-то
Игорь Клямкин:
Спасибо, Игорь Григорьевич. Новые возможности в прошлом веке открывались перед Россией неоднократно. И все они были использованы таким образом, что история возвращалась в привычную колею. Новые возможности оказывались возможностями воспроизводства в новых условиях старой культуры. Поэтому Алексей Платонович и ставит вопрос о культурной революции, поэтому и ищет в нашей реальности ее симптомы. Ведь если новые возможности не накапливаются сегодня, то откуда они возьмутся завтра?
Наталья Евгеньевна продолжит разговор.
Наталья Тихонова:
«Свобода — это право и возможность институциональной борьбы за свои интересы, а не просто бунт против несвободы, который сам по себе ни к какой свободе не ведет»
Я начну не с центральной темы доклада, а с того, что невольно стало центральной проблемой в нашем обсуждении. С того, что касается личности, свободы и развития. Да простят меня культурологи, но я подойду к этому вопросу как социолог, которому положено рассматривать личность как продукт определенных социальных отношений. Так вот, если бы в нашем обществе сегодня было 75–80 % критически мыслящих личностей, то это действительно была бы катастрофа — и для страны, и для самих людей. Потому что общество, в котором наличествует всего 10 % структурных позиций, на которых может быть востребован мыслящий человек, не совместимо с массовым формированием критически мыслящих личностей.
Дело вовсе не том, что у нас нет генетического или культурного запаса для формирования таких личностей. Дело в том, что сама ткань социума, в котором мы живем, не предполагает, что большинство составляющих его людей, став критически мыслящими личностями, сможет оставаться его полноценными членами, сохраняя качества личности. Поэтому я не уверена и в том, что нужно формировать новый уровень потребности в свободе, к чему призывает докладчик. Допустим, такой новый уровень в массах сформировался. И что дальше? Каким образом эта потребность в свободе может быть реализована?
Не о том, по-моему, надо думать, чтобы как-то изменять народ. Думать в первую очередь, надо об изменении тех условий, в которых этот народ живет. При нынешних же условиях чем больше мы воспитаем в нем того, о чем здесь говорим, тем тяжелее ему же, народу, и придется.
Разумеется, эти условия имеют и культурное измерение. Полностью согласна с тем, что сложившаяся у нас модель культуры в современных условиях неэффективна. Она сформировалась для обслуживания определенного социума и системы властных отношений, на которых он строится, причем власть — это и есть стержень нашего социума. И неэффективность нашей модели культуры — это, прежде всего, неэффективность нашей системы властных отношений. Она регулярно терпит крах и с той же регулярностью восстанавливается именно потому, что сохраняется неизменным тип власти, для индустриального этапа развития совершенно не пригодный. Тип власти, обреченный на то, чтобы постоянно обваливаться. Сначала у нас рухнул царизм, потом сталинизм, потом режим «позднего Брежнева». Не удержались у власти в 1990-е годы и либералы, а теперь, судя по всему, наступает черед путинского правления.