Куда заводит страсть

Клейпас Лиза

– Тебе должно быть известно, что вторжение в чужие владения преследуется законом, – начал Рэнд, глядя на незнакомца, осунувшееся лицо которого исказила ненависть. – Я не скупец… Я разрешил бы тебе ловить рыбу и охотиться на моей земле, если бы ты попросил меня об этом. Однако ты залез без спросу и просто обворовал меня.

– Я не идиот, – проскрежетал незнакомец. – И не нищий. Вы думаете, такой, как я, попросит о чем-нибудь д'Анжу? – Он снова рванулся, но Гильом резко встряхнул его, крепче беря за воротник.

– Свинья, – сказал он. – Говори

почтительно с месье!

– Я не д'Анжу, – "произнес Рэнд.

Мужчина горько усмехнулся и остановил на нем лихорадочный взгляд.

– Ты не проведешь меня. Д'Анжу разорили мою семью, и я узнаю их где угодно. По твоим глазам и лицу, по грязной твоей душе я узнал тебя. Вы все – чертово отродье.

– Не переигрывай, дружок! – сказал Гильом, но Рэнд задумчиво посмотрел на незнакомца.

– Как это случилось? – спросил он, – Когда-то у меня был уютный дом, большая семья, и сыновья помогали мне содержать ферму. У нас даже деньги водились, но мы все потеряли из-за маркиза д'Анжу и его дочери Элен, они обобрали нас до нитки, чтобы оплатить ее счета. Он забрал наше зерно, заставляя печь для него хлеб, он обложил нас налогами, мы платили за все, разве что не за воздух. Моя жена умерла от голода. Вот какое наследство завещано вам, месье, и вы не имеете права судить меня за горсть ничтожных плодов, которые я взял.

Розали слушала затаив дыхание, но, увидев, что лицо Рэнда побледнело, едва не закричала. Рэнд и без того ощущал ответственность за грехи, совершенные его родителями, а слова незнакомца только отягчали бремя вины, которое он нес на своих плечах. Розали хотелось крикнуть: "Ты не виноват!", но, боясь уязвить его гордость, она молчала.

– Он не должен обвинять себя, – прошептала Мирель.

– Не должен, но делает это, – ответила Розали. Сердце ее разрывалось от сострадания.

Холодно посмотрев на браконьера, Рэнд сказал Гильому:

– Отпусти его.

И как только тот разжал железные тиски, крестьянин, посмотрев на Рэнда, бросился наутек, словно за ним гнался сам дьявол.

Повернувшись, Рэнд увидел Розали, стоящую у полуоткрытой стеклянной двери.

– Рэнд, я хотела бы поговорить с тобой, – промолвила она, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно.

– Позднее, – как-то безразлично ответил он. – Сейчас я еду верхом.

– Алмаз уже оседлан, месье, – с неожиданной заботой в голосе подсказал Гильом.

Мирель попыталась мягко увлечь девушку к чайному столу.

– Мне нужно поговорить с ним, – сказала Розали, чувствуя сильное душевное волнение.

– Я не думаю, что он будет сейчас слушать вас, – ответила горничная.

– Черт! – Розали окинула чайный стол отсутствующим взглядом. – Я все равно не знаю, что сказать ему. Ах, да, надо было спросить, когда он вернется…

– Может, выпьете вина, мадемуазель? – осторожно произнесла Мирель.

– Да, пожалуй, только не разбавляй его, – ответила Розали и нахмурилась.

Наступил вечер, пришло время ужина, а Рэнда вес не было.

Тишина в замке сделалась столь напряженной,

что Гильом, не выдержав, оседлал гнедую кобылу и поехал в деревню. Он вернулся часам к одиннадцати, пропахший табаком и пивом и чрезвычайно довольный. Ясно было, что он провел время в весьма приятной компании.

– Какой чудесный вечер, – сказал он, развязной походкой входя в гостиную. – Тепло и…

– Гильом! Как ты можешь пить и веселиться, зная, что мадемуазель беспокоится о месье…

– С ним все в порядке. Советую вам обеим отдохнуть, – улыбаясь, ответил он.

– Ты нашел его? – спросила Розали.

– Да, я видел его в деревенском кабачке…

– За игорным столом?

– И со стаканом доброго вина.

Розали побледнела.

– А что еще может делать человек в теплую летнюю ночь в местной таверне? – резонно заметил Гильом. – Я и сам не прочь пропустить стаканчик. У них там такое отличное…

Розали нахмурилась. Разве мог Гильом знать, что Рэнд избегал употреблять вино, не желая терять контроль над собой? Случай с браконьером произвел на Рэнда явно неприятное впечатление, но Розали не думала, что он примет это так близко к сердцу.

– Ты говорил с ним? – спокойно спросила она.

Гильом покачал головой.

– Значит, ты не знаешь, когда он вернется… Я, пожалуй, пойду спать, Мирель.

– Да, – тихо ответила девушка, идя вслед за ней.

Розали сняла платье и облачилась в простую белую ночную рубашку. Она попыталась читать, но ничто не шло ей на ум.

– Рэнд, – шептала она, глядя на пламя свечи. – Ты так горд и независим, что я теряюсь. Ты сказал, что заботишься и считаешься со мной, а сам уехал, даже не попросив моей помощи. Ты сказал, что тебе нужна моя любовь, моя зависимость от тебя. Я могу дать тебе и это, и многое другое. И пока ты не поймешь, что именно я могу успокоить и утешить тебя, я буду только игрушкой в твоих руках.

Розали до боли сжала пальцы. Казалось, время остановилось, как вдруг наконец послышались шаги. Она вскочила с постели и босиком подошла к двери. В конце коридора, в комнате, где была портретная галерея, горел свет. Розали вышла из спальни и неслышно двинулась по коридору. Открыв дверь, она увидела Рэнда в кресле, напротив портрета Элен, с бутылкой бренди в руках. Волосы его тускло блестели в свете лампы.

Он обернулся на звук шагов и равнодушно, как на манекен, посмотрел на Розали. Таким он был, наверное, когда много и сильно пил, – мрачным, замкнутым, с потухшим взором.

– Убирайся, – сказал он низким хриплым голосом.

Как больно могут ранить слова! Розали почувствовала, что они обожгли ее, словно удар хлыста. Она стояла беспомощная, растерянная, предлагая помощь, о которой никто ее не просил.

Несколько месяцев назад Розали Беллью выбежала бы из комнаты быстрее испуганного зайца, но сейчас сердитый взгляд его темных глаз, конечно, испугал ее, но она поборола страх.

– Если ты и дальше будешь сидеть вот так, то ничего не изменится, – сказала она. – Сидеть и пить…