Кудеяров дуб
Шрифт:
Поезд набирал скорость, обгонял другие двигавшиеся подводы, запряженные лошадьми, быками, коровами.
— Это что такое? — воскликнул Брянцев.
Теперь по шоссе тянулась колонна всадников.
Впереди нее на худоватом, но рослом коне, с откинутыми в сторону полами
— Эх, любит форс наш экс-комбайнер! — засмеялся Брянцев. — Смотрите, мороз, а он в одной черкеске перед немцами задается. Но что за всадники? Кто они? Откуда они?
Вслед за Середой на тоже рослом коне ехал казак в черном просмоленном кожухе с рыжим бараньим воротником. Он держал в руке развевающийся по ветру треугольный значок, прибитый к неошкуренному бузиновому древку. Непомерно длинное полотнище значка состояло из неравных по ширине трех вертикальных полос. Синяя была очень узка, белая — раз в пять шире ее, а узкий длинный красный хвостик значка вился по ветру и захлестывался за древко.
Дальше, по три в ряд, ехали разномастные, разнокалиберные всадники в кожухах, в бушлатах, в шинелях. Одни из них были на седлах, другие сидели на подвязанных к спинам лошадей мешках или просто на подкинутых тряпках. Но винтовки были у всех. Шашка же только у Середы.
— А знамя, знамя трехцветное, наше, русское! — как девочка, захлопала в ладоши Ольгунка.
— Не знамя, а значок, да и того Середе не полагается, — поправил ее муж.
— Всё
— И не русское. Видишь, полосы идут поперек.
— Всё равно, цвета те же. Я ему перешью, когда встречусь, — не сдавалась Ольга.
— Миша! Миша! — вдруг радостно закричала Мира. — Вон он едет, я вижу!
Ольга торопливо потерла рукавом запотевшее оконное стекло, но стало видно еще хуже. Она задергала опускные ремни, рама поползла вниз и провалилась с глухим стуком.
В духоту вагона, вместе со свежим морозным ветром, влился мотив прорвавшейся сквозь шум поезда песни.
Миша ехал с песенниками, в первой тройке. Седла под ним не было, но через плечо висел короткий кавалерийский карабин.
— Миша, Миша, Мишенька! — махала платком Ольга, но он не видел.
Береги российскую границу, А любовь Катюша сбережет…— донесся выделившийся из хора его звонкий голос.
— Удивительно! Поразительно! Необычайно! — восклицал Пошел-Вон. — Изменение одного слова, только одного слова, влечет за собой диаметральную перемену всей политической программы и даже более того — всего мировоззрения.
А любовь Катюша сбережет,— повторил, как припев, хор.
— Сбережет? — тихо прошептала Ольга на ухо Мирочке, обняв ее?
— Сбережет, — громко и уверенно ответила девушка.