Кудеяров стан
Шрифт:
Конечно, нехорошая вся эта история, но до сих пор он старался утешить себя: «Теперь мы с ухой», но оказалось, что уха не слишком нуждается в его рыбе.
Мальчик опустил голову и поплелся вслед за Глебом на Кудеяров стан.
На душе скверно, хуже и быть не может.
ГЛАВА XXI. ГОРДИТЬСЯ НАДО!
Уха получилась на славу. Щуку изжарили, обложили вокруг зарумянившимися картофелинами, и она долго ещё шипела на угольках
Долго пришлось ждать Дмитрия Павловича. Деда, правда, это не волновало; уха истомилась на горячем костре и ещё вкуснее стала.
Наконец зашуршали и задвигались верхушки кустов орешника на узкой тропинке. Мелькнули спицы и руль велосипеда.
– Опаздываете, Павлович!
– крикнул дед.
– К трем обещались быть, а уже к шести…
Но из зелени орешника глянуло молодое розовощекое лицо. Ведя за руль новенький велосипед, показалась девушка. Оживленная, чуть курносенькая, в синих спортивных брюках, в синей блузке и в красной косынке на голове. Она, видимо, очень торопилась, разрумянилась и быстро дышала:
– Здравствуйте. Русавина мне нужно, - она глянула на записку, что держала в руке, - Дмитрия Павловича… Здесь должен быть.
Девушка села на траву и платком отерла горячую влажную шею. Перевела дыхание.
– Уж так торопилась - дело спешное.
Удивленные мальчики молча глядели на приезжую. Дед безнадежно развел руками.
– Нету его здесь, красавица! Сами ждем вот уже третий час. Да ты откуда? Зачем он нужен-то?
– Из Колодного я, из района.
– А он в Колодном, не возвращался ещё.
Девушка вскочила на ноги.
– Ему ведь вызов спешный к телефону. К семи чтобы быть на переговорной. Междугородная просит.
– Откуда?
– Кто его знает! Заказ нам из области, а там… Может, Москва, может, другой какой город. И разговор заказан спешный - видно, дело важное. Да какой он из себя-то, ваш Дмитрий Павлович? Может, я его по пути встречу…
Дед подробно описал наружность археолога. Девушка поднялась с травы.
– Отдохни, отдышись, - удерживал старик, - вишь, запыхалась.
Но велосипедистка только рукой махнула и исчезла в кустах.
А через полчаса приехал Дмитрий Павлович. Тоже усталый - видимо, торопился. Увидел, что его ждут у костра, подошел и сел, потирая руки.
– Есть хочу, дедушка! Где моя большая ложка?
– Он знал, что трудно большее удовольствие доставить гостеприимному деду, а кроме того, и действительно не на шутку проголодался.
– Садитесь, товарищ ученый, припоздали…
Дмитрий Павлович сел.
–
Старик на нее недовольно шикнул. Он, видимо, хотел, чтобы Дмитрий Павлович спокойно пообедал.
– Что? Девушка?
– по-юношески встрепенулся ученый, удивленный и, видимо, даже взволнованный известием.
– Какая девушка?
Ребята рассказали о недавней велосипедистке и о вызове. Дмитрий Павлович положил ложку и быстро встал на ноги.
– Ехать надо!
И как ни старался дед убедить археолога, что всё равно уже поздно, что вызов к семи, а сейчас уже седьмой час, тот, не слушая причитаний, что «эдак никакие жилы не выдержат, если гонять без пищи и без отдыха», опять взялся за руль.
– Как вы с ней не встретились? Либо у реки ехали?
Дмитрий Павлович утвердительно кивнул головой.
– А она большаком. Да опоздали, товарищ ученый, зря только себя убиваете.
Но товарища ученого уже не было на площадке.
Вернулся он только перед сумерками, усталый и невеселый. Конечно, опоздал - разговор не состоялся. На телефонную станцию Дмитрий Павлович приехал только в половине восьмого. Узнал, что в семь его вызывали, ждали у провода. Вызывала действительно Москва. Но кто, так и не удалось выяснить.
– Вы не печальтесь, Дмитрий Павлович, - сердечно пыталась успокоить ученого Вера, - если что-нибудь важное, ещё вызовут.
Дмитрий Павлович тряхнул головой.
– Правильно, Верок! Если что-нибудь настоящее, обязательно вызовут ещё. А нет - и печалиться не о чем.
– Щуку Глеб, знаете, какую выудил?
– Большую?
– смеется археолог, уже спокойный (внешне во всяком случае), - а то мне, по моему сегодняшнему аппетиту, маленькую сейчас и не показывай…
– Тут рыбы, - оседлал своего любимого конька дед, - видимо-невидимо было. Уж мне-то поверить надо - я на этой реке порыбачил всласть. И удой, и острогой, вроде как Полян ваш, и пауком, и вершами. Тут её и сейчас хватало бы, рыбы этой, кабы не губили ее безобразники. То травят ребята какой-то мерзостью, то рвут - гранатами глушат. Приезжают тоже… гастрономы чертовы, - дед даже сплюнул злобно.
– И зачем разрешают им?
– Не разрешает никто… И попадутся они, помяните мое слово… Волки они…
– Верно… Видал я в Сибири, - нашел пример в своей памяти многоопытный старик, - кедровщики были там, хищники. Еще при старом режиме. Едут в лес, выбирают самые родючие кедры, спиливают, шишки с орехами обирают, а дерево сгнивай. Страсть сколько загубили. И посейчас поблизости от старых деревень больших кедров, считай, и нет. Потом судить за это стали.
– За глушение рыбы тоже года два тюрьмы полагается.