Кухаркин сын
Шрифт:
По всем фронтам был полный провал.
Мик сидел с парнями на закрытом заседании, когда им донесли о том, что жильцы собрались устроить самосуд над одной упрямой дурой из тринадцатого дома.
Они с Братьями успели появиться вовремя, только Мик был на столько вне себя, что сразу дал знак говорить Алу, а сам прислонившись к стене, просто смотрел.
Хотя, не просто. Он жадно впитывал в себя каждый жест девушки, ловил каждый ее вздох, не в силах отвести взгляд. И если б можно было бы убить ее, что б оторваться и не смотреть, то Мик непременно бы сделал это.
А
Мик с такой зубодробительной силой сжал челюсти, что лишний раз порадовался, что передал Французу право управлять этим конфликтом.
А потом, когда она, наконец, приоткрыла губы и спросила, глядя прямо на Кухаркиного сына:
— Мне собирать вещи?
И смотрела так затравленно и так обреченно, что просто не оставила Мику никакого другого выхода.
— Да. Собирай, — он тяжело вздохнул и вышел первым из этой блядской кухни.
18.
Кьяра опять паковала вещи. Она вытащила одежду из шкафа. Сложила на кровати. Из всех ящиков доставала постельные и швейные принадлежности, памятные безделушки и дорогие для нее подарки бывшего мужа, немудреную кухонную утварь. Вскоре ворох предметов занимал не только все горизонтальные поверхности, но и вырос в неаккуратную горку на полу. Неужели это она привезла с собой такую кучу вещей?
Девушка уже продумала, что попросит знакомых из пансиона похранить их какое-то время на работе на складе. Может быть, ей удастся договориться. Возможно. Если не вмешается Дюк и не сунет свой длинный нос туда, куда не следует.
Сначала Кьяра бережно укладывала одежду и тщательно заворачивала посуду, но с каждой минутой раздражалась все сильнее. Последние коробки она заполняла, как попало, зло кидала и сразу перематывала длинной веревкой. А когда все было закончено, то заметила стопку книг и два отреза ткани, которые нужно было убрать в нижний, самый большой короб. Она села на пол, обняла одну из бездушных картонок и заплакала.
Девушка чувствовала, что надорвалась. А может, правда, стоило бросить все это и уйти к Остину? Конечно, она сомневалась. Еще как! Ведь кроме информации со своей работы ей предложить вольноармейцам было нечего, а ничего другое их не интересовало.
И не то, чтобы Остин ее звал, но не выгонит же он Кьяру в конце концов?! И пусть горят синим пламенем вся эта гнилая система, работа воспитателя, Корпорация и Братство! В груди остро зажгло при мысли о Кухаркиных сынах, вернее об одном, ужасном, невозможном Мике…
Был еще вариант снять какую-нибудь каморку над одним из районных производств, но с ее характеристикой с теперешнего места жительства
В этот момент раздался стук. Кьяра утерла слезы и твердой рукой открыла дверь. Ей не с кем было прощаться в этом доме, поэтому она приготовилась встретить злорадные напутствия и жадное любопытство соседей ледяным равнодушием.
Однако на пороге ее комнаты топтались четверо Кухаркиных сынов. Бегло осмотрев ее собранные вещи, с невозмутимыми лицами парни подхватили ее вещи и понесли на улицу. Кьяра просеменила за ними.
Наверняка, их Мик прислал. Как это было любезно с его стороны. Любезно и жестоко. Девушка с трудом удержала в груди очередной всхлип.
В коридор вышла Молли. Она стояла подбоченясь и лихорадочно горящим, восторженным взором провожала всю странную процессию. Когда они встретились глазами, старуха ощерилась беззубым ртом и помахала девушке ручкой. Кьяра закусила губу и повыше задрала подбородок.
Под ненавистными взглядами и перешептываниями бывших соседей она с кухаркиными сынами пересекла двор. От явных оскорблений они все же удержались.
— Вы все это потащите к границе района?
— К границе? Нет. Нам в третий дом, тут недалеко, — как бы удивился один из парней.
Они действительно подошли к какому-то семиэтажному двухподъездному зданию. Дом был удачно расположен на холме. С отдельным охраняемым двором.
— Что это за дом? — поинтересовалась Кьяра.
— Нам сказали сюда.
Один парень придержал для нее дверь, а остальные с тяжелыми коробками в руках тактично дожидались, пока она зайдет. И туту Кьяру осенило. Вежливо! — вот как они себя вели с ней. Девушку не вышвырнули на улицу, а деликатно постучали в дверь. Исполнительно отвечали на ее вопросы, аккуратно несли вещи. Кьяра совсем растерялась.
Она с общительным парнем зашла в лифт. Он нажал на кнопку последнего этажа и створки начали плавно закрываться. В кабине оставалось еще место, но к ним больше никто не присоединился. Остальные сыны поднимались пешком.
На лестничной клетке оказалось только две входных двери. «Значит, и квартир всего две», — быстро смекнула Кьяра. Они подошли к той, около которой лежал небольшой резиновый синий коврик.
Парень, шедший первым, прислонил поклажу к стене и нащупал в кармане брюк связку ключей. Кьяра проследовала за ним в квартиру так нерешительно, словно ее ноги увязали в рыхлом песке. Она осторожно заглянула за его спину. За дверью им открылась большая очень светлая прихожая.
Надсадно дышащие от нелегкого подъема, Кухаркины сыны разувались. Они заносили ее вещи в большую комнату, видно, предназначенную под гостиную, потому что абсолютно никакой мебели в ней не было, зато из комнаты вели сразу несколько выходов.
— Располагайся, — к ней обращался все тот же словоохотливый парень. Он положил на подоконник ключи.
— Чья это квартира? — насторожилась Кьяра.
— Здесь никто не живет. Не жил. Раньше, до тебя никто не жил.
— Твой сосед не любит чужих людей, — один из сынов позволил себе чуть улыбнуться.