Кукарача
Шрифт:
– Давай, жми, даром, что ли, я кормлю тебя ячменем?!
– Слышь, бичо, садись ему на круп, быстрее побежит!
– Гляди-ка! Вот и впрямь осел! Стал и не двигается! Пришпорь, пришпорь его!
– Вот молодчина! Ай да девка!
– Эх вы, бедолаги! Обскакала вас девчонка!
Нателе досталась банка мацони, Аршаку - пять рублей, мне подзатыльник... Только приготовились ко второму гуру, как во двор ворвался бледный как полотно наш приятель Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:
– Кукарачу убили!
От
Зевера повторил уже спокойнее:
– Люди, Кукарачу убили...
– и облизал пересохшие губы.
– Кто?
– спросила после долгого молчания тетя Марта.
– Не знаю, - пожал плечами Зевера.
– Где?
– спросила опять тетя Марта.
– На Кобулетском подъеме, - показал рукой Зевера.
– В доме Инги?!
Зевера кивнул головой. Тетя Марта сняла с головы шаль и вышла со двора.
Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.
Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь. Рядом с носилками шла Инга - с перекошенным лицом, исцарапанными щеками. Она то и дело нагибалась к носилкам, с расширенными от ужаса глазами всматривалась в пропитанную кровью марлевую повязку и шептала:
– Не умирай, Кукарача, не губи меня... Заклинаю тебя матерью, Кукарача, не умирай... Кто поверит, что я не виновата... Кукарача, дорогой мой, не умирай, прошу тебя...
Когда носилки укладывали в машину "скорой помощи", Кукарача очнулся.
– Кукарача, дорогой, не умирай...
– Инга опустилась на колени перед носилками.
Кукарача обвел собравшихся вокруг него людей туманным взглядом.
– Не умирай, не умирай, Кукарача, прошу тебя...
– повторяла Инга. Погибну я, Кукарача, не поверят мне...
– Молчи...
– прошептал Кукарача, - уходи отсюда... Тебя здесь не было... Слышишь? Уходи...
– Кукарача!
– Инга припала губами к руке Кукарачи.
– Дорогой мой...
Кукарача уже не слушал ее, он глазами искал кого-то и наконец нашел его:
– Давид!
Из толпы вышел начальник районного отдела милиции.
– Давид, ты знаешь, эта женщина - моя жена... И она чиста, как слеза на ее щеке... Знаешь ведь?
Давид кивнул головой. Запекшиеся губы Кукарачи тронула спокойная улыбка.
– Инга, - проговорил он, - кругом туман... розовый туман... Я не вижу тебя... Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная...
– Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.
Без единого стона, без единого слова - с улыбкой на лице, красиво умер Кукарача - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили...
Первым нашим гостем на новой квартире (мы переехали с Анастасьевской на улицу имени академика Марра) был высокий, смуглый, красивый лейтенант милиции. Как только мама открыла дверь, он без
– Кто вы я что вам нужно?
– спросила оторопевшая от наглости незнакомца мать.
– Я, уважаемая...
– Лейтенант запнулся.
– Анико!
– резко подсказала мама.
– Я, уважаемая Анико, есть участковый инспектор Орджоникидзевского райотдела милиции города Тбилиси Народного Комиссариата внутренних дел Грузинской ССР Георгий Тушурашвили по прозвищу Кукарача!
– выпалил лейтенант без передышки.
– Удачное прозвище, - рассмеялась мама.
– Да... Смуглостью бог меня не обидел.
– Точно.
– Можете так и называть меня - Кукарача!
– И вы пожаловали к нам за тем, чтобы сообщить об этом?
– Нет, конечно! Я беру на учет всех подростков, поселившихся в нашем районе, так как мне поручено следить за их жизнью и поведением вне школы и семьи.
– Кукарача извлек из планшета общую тетрадь и карандаш.
– Уважаемый... э-э-э... Кукарача, вы случайно не ошиблись адресом? спросила мама.
Не поняв иронии, лейтенант ответил серьезно:
– Нет, что вы! Улица Марра, дом No 2, первый подъезд, четвертый этаж, квартира No 8, Владимир Иванович Гуриели. Я ошибаюсь?
– И даже очень! Мой супруг - первый секретарь райкома партии, ничего общего с милицией у нашей семьи нет и быть не может, я сама пока еще жива и в ничьей помощи в воспитании своего сына не нуждаюсь!..
– Лицо у мамы покрылось красными пятнами.
– И вам бы посоветовала - чем ходить по порядочным семьям, занялись бы лучше хулиганами и ворами. Да!
– Не скажите, уважаемая Анико!
– ответил спокойно Кукарача и закрыл тетрадь.
– Я знаю, что говорю! Моему мальчику еще нет двенадцати! О каком милицейском учете идет речь?
– Не скажите, уважаемая Анико!
– повторил лейтенант.
– Да что вы зарядили - "не скажите", "не скажите"! Попрошу вас больше подобными делами не утруждать себя!
– Мама встала. Встал и лейтенант.
– Дай бог, чтобы вам никогда не пришлось обращаться ко мне... А так, скажу вам откровенно, в возрасте вашего сына я покуривал втихомолку, и в картишки был не прочь перекинуться с ребятами нашего квартала, и даже татуировкой руку мне разукрасили. Вот!
– Кукарача засучил рукав.
– Не беспокойтесь! Оно и видно по всему!
– отбрила его мама.
– Зачем же вы так, уважаемая Анико? Я пришел к вам не ссориться...
– Вот и отлично. Прощайте!
– сказала мама.
– До свидания!
– Кукарача направился к двери. Я стоял в коридоре и слышал весь их разговор. Такой сердитой и грубой я маму не видел никогда. Проходя мимо, Кукарача остановился и погладил меня по щеке.
– Как тебя звать?
– Тамаз!
– огрызнулся я и резко отодвинулся.
– Спасибо, что не отгрыз мне руку!
– сказал с улыбкой Кукарача и вышел, прикрыв за собой дверь.