Кукла и ее хозяин
Шрифт:
— Мне работать надо, — вяло возразил Сеня, откладывая портфель на заднее сидение.
— А разве у тебя не отпуск? — полюбопытствовал я.
— Да дел накопилось…
— Но и отдыхать же тоже надо, — проникновенно добавил Глеб, сворачивая к клубу.
— Вот сделаю дела и отдохну, — наш трудоголик устало потер виски.
Ага, такие, как Сеня, обычно отдыхают только в следующей жизни. Однако ему повезло — у него есть мы.
Наш внедорожник остановился у обновленной вывески «Артемиды». Арсений вышел и выпал, уставившись на форму двери — и даже покраснел, как монах в борделе. Хорошо хоть, узнал — а то с таким трудолюбием мог и забыть.
— Напитки или обслужить? — тут же атаковали
Обалдевая от такого количества красоты, наш трудяга растерялся и таки приложился к первому бокалу. Ну а дальше его не надо было останавливать — только подтолкнуть. Сеня, который работает по десять часов в сутки, просто должен выпускать пар, и когда выпускает пар, он выпускает его с тем же энтузиазмом, с которым работает — то есть если Сеня ушел в отрыв, то этот отрыв окончательный. Едва хрустальный ободок коснулся губ, как все остальное покатилось само — так же легко, как бочонок с горки.
Через пару часов мы выгрузили бессознательное, громко сопящее тело в руки Женьке, у которого остановился наш старшенький и который с суровым видом пообещал, что нажалуется отцу. Конечно, нажалуется — должно же и у него быть от этого вечера хоть какое-то удовольствие. Мы же вернулись в машину и поехали домой, рассматривая фотографии, каждая из которых тянула на компромат.
— А еще отец говорит, что я главный дебил в семье, — хмыкнул Глеб, глядя на довольное лицо старшего брата, зажатое сразу среди шести грудей. — Нет, Сеня, когда нажрется, еще хуже.
— Просто у Сени это пару раз в год, а у тебя такое регулярно.
— Ну до такого даже я не всегда дохожу…
Твоя правда. На следующем снимке наш образцовый мальчик выплясывал прямо на барной стойке. Затем засунул парочку купюр в чей-то внушительный бюст. Дальше слизал виски с чьего-то пупка, а уж чем он там закусил, вообще лучше не спрашивать. Сене, который с детства привык пахать как не в себя, как конь или мул на поле, чтобы сохранять эту похвальную работоспособность, надо периодически срываться — а рядом с нами такие поводы даже не нужно искать. Да мы и не осудим, просто немного поржем.
Утро следующего дня началось со звонка от дяди, который сначала набрал Глеба и отчитал за брата — похоже, Женька как всегда нажаловался. А затем, заметно успокоившись, дядя набрал меня и совершенно нормальным голосом поблагодарил за помощь. Сразу после пришел Савелий, у которого наконец сошелся баланс, и некоторое время я провел, подписывая документы и вникая в финансовые тонкости, которые владельцу бизнеса положено знать — вроде акцизов на скверну. Едва приказчик ушел, как забежал Агата с вопросом, какое платье надеть вечером в театр — но по этой части я больше разбираюсь не в надеть, а в снять, так что переадресовал ее проблему Уле. Затем позвонил новый подписчик, интересуясь, как заключить со мной договор — его вопрос я переадресовал Савелию. Сам же немного разогнал накопившуюся в теле Темноту и полистал отцовскую книгу, из которой планировал освоить кое-что еще. И только после обеда удалось выделить время для висящего на стене зеркала.
Некоторое время я изучал свое отражение, но, в отличие от Ули или Глеба, не находил ничего необычного. Потом вспомнил про инициалы сзади, однако две сплетенные буквы «СК» в общем-то не давали ничего. Знакомый лавочник в Лукавых рядах, куда я позвонил, сказал, что доставили вещицу без обратного адреса, и ее мастера он не знает. Так что у кого и зачем отец заказал это зеркало оставалось загадкой — не у портрета же спрашивать.
— На вид совершенно обычное, — тщательно осмотрев его, изрекла Дарья, которую я тоже привлек к процессу. —
Ага, Синод в этом смысле как Синьория: если что возьмет, то уже не отдаст — особенно, если обнаружит что-то ценное.
— Ну себя вижу, тебя тоже, — следом прокомментировала накрутившая локоны для театра ведьмочка. — Да простое зеркало… Без спецэффектов, — фыркнула она и убежала собираться дальше.
Прикинув, что время подходит, я тоже переоделся. Затянул бабочку, набросил пиджак и постучался к девчонкам — обе сидели в комнате Агаты, которой Уля, как я понял из-за закрытой двери, помогала с макияжем. Смотреть на таинство процесса я не рвался, так что, поторопив их, спустился в гостиную, где стояла непривычная тишина. Глеб болтался на своей любимой работе, жирная пятипалая клякса ошивалась около крыльца, а Дарья ушла куда-то по делам — хотя я приглашал ее с нами, но, как и в прошлый раз, она заявила, что не в настроении для искусства. Судя по лицу, последние несколько дней наша мадам была не в настроении ни для чего.
За спиной на лестнице раздался стук каблуков, и я обернулся.
— Ну и как мы тебе? — с ходу выпалила ведьмочка. — Не хуже Люберецкой?
Уля, идущая сзади, прикрыла лицо рукой.
— Что бы я ни ответил, — с улыбкой отозвался я, — твое самолюбие уже ранено.
Вместо ответа Агата показала мне язык — и за миг из довольно эффектной девушки превратилась обратно во вредную девчонку. Мой же взгляд замер на Уле, выбравшей на вечер одно из платьев, что мы недавно купили — насыщенного синего цвета, со струящимся длинным подолом, туго перехваченной талией и открытыми плечами. Она и в примерочной бутика смотрелась в нем прекрасно, но сейчас с уложенными локонами и вечерним макияжем была просто бесподобна. Я даже задумался, что в мою десятибалльную шкалу надо вводить дополнительные баллы.
Уля поймала мой взгляд и ослепительно улыбнулась. А ведь столица еще не знает, что у нее появился новый секс-символ.
— Похожа на светскую женщину? — спросила моя прелестница, на последних ступенях игриво подавая мне руку.
— Гораздо лучше любой из них.
Втроем мы направились к выходу из дома, но уже на самого порога Уля неожиданно остановилась.
— Дай мне минутку, — попросила она. — Только прическу поправлю, — и упорхнула в кабинет.
В тишине кабинета раздался стук каблуков. Придерживая длинный подол, Ульяна торопливо подошла к зеркалу, поправила выбившийся локон и замерла, всматриваясь в себя. И снова казалось, что девушка в отражении гораздо увереннее и смелее. Дело даже не в макияже или прическе — у нее словно менялся взгляд, менялось выражение лица. Девушка в отражении вполне могла осадить всех этих заносчивых аристократок, пафосных див с глянцевых обложек и одну зарвавшуюся балерину, которую бы очень хотелось поставить на место.
— Ты лучше ее, — одними губами беззвучно сказала Ульяна.
И когда это повторило ее отражение, она почувствовала себя вполне готовой поехать в этот чертов театр.
Подмигнув себе напоследок, девушка вышла из кабинета в гостиную.
— Ну и что сказало зеркало? — ехидно поинтересовалась Агата.
— Что ты слишком много болтаешь, — парировала Ульяна и, поймав такой любимый черный взгляд, гордо расправила плечи и шагнула к двери.
… А вот девушка в отражении осталась на месте, довольно оглядывая пустой кабинет. Идеально. Все выходило просто идеально. Наконец-то свобода после стольких лет в этом узком зеркальном узилище, куда не проникал не то что свет — даже Темнота. Но ни одна темница не может сопротивляться Темноте вечно. Победно усмехнувшись, лицо неспешно растворилось в зеркальной глади. Уже скоро.