Кукла и ее хозяин
Шрифт:
Была в его жизни одна такая красивая стерва, росла в соседнем дворе и точно бы выбралась из трущоб рано или поздно, если бы понимала, кого нужно любить. Она же трахалась на заброшке с каким-то мусором из местной банды — тоже сладко постанывала и закрывала глаза. Тогда Гончая впервые спустил собаку и убил спешившего на очередное свидание отброса. А после с каплями крови на руках пришел к ней на ту же заброшку — показал, что он лучше, что сильнее. А та сучка назвала его ублюдком, как и все в трущобах, как его собственная мать — а затем побежала, думая, что сможет уйти.
Тогда
С тех пор он много раз вспоминал растерзанное собакой тело со следами укусов повсюду: на руках, ногах, лице, груди. Одежда вся порвалась в клочья. Почти обнаженная она лежала перед ним в луже собственной крови — и больше не была красивой. Стоило ли называть ублюдком его? Стоило ли считать ничтожеством?
В комнате, за которой он наблюдал, повисла тишина — с губ девчонки сорвался последний стон, и всем телом она упала на любовника и прижалась к нему. Павловский обнял и что-то зашептал ей на ухо, а она, засмеявшись, еще крепче прильнула к нему.
Рядом раздалось рычание, и Гончая поморщился — ничего хуже он еще не видел. Но тогда у него была только одна собака — а теперь их много.
Я остановился у зеркала, оценивая получившийся вид. Черные брюки, черная рубашка и белый галстук — все вместе смотрелось достойно.
— Что-то немного бесноватого в этом есть, — заметила Уля, сидевшая за моей спиной на кровати и с улыбкой наблюдавшая за мной.
Отлично, мессиру Павловскому нужен собственный стиль. Отец вон вообще ходил только в черном — мне же хотелось добавить и светлую полосу. Самое то для пафосного светского мероприятия, куда мы с Глебом собирались в компании одного мажора, который на днях пришел ко мне с щекотливой просьбой — точнее, с деловым предложением.
Если коротко, не так давно Алексея Вяземского отравили на одном аристократическом приеме. Ярик, конечно же, заранее ничего определить не смог, так что траванулись они вместе — не сильно, но весьма досадно. В итоге следующие несколько дней наш мажор, нацелившийся на принцессу, провел на личном троне. Самое ироничное, что и папа его посчитал наказание вполне справедливым.
Рисковать своим здоровьем Алекс больше не рвался, на папу и семейного колдуна не рассчитывал, на Ярика тоже, и воспылал идеей возложить эту почетную миссию на меня. Фактически он предложил мне стать для него тем же, кем я был для Глеба, на что последний его и надоумил.
С друзей денег я обычно не беру — поэтому согласился брать процент от будущих прибылей из будущих бизнесов, в которые будущий князь собирался залазить. Только зная его умение вести дела — а я прекрасно помнил, что с ним сделали близняшки, — я поставил условие: подписывать документы, особенно финансовые, он будет исключительно со мной. На это Алекс охотно согласился и даже неосмотрительно брякнул, что он теперь еще больше мой должник — это я тоже запомнил.
Когда мы с Глебом вышли во двор, за воротами нас уже ждал длинный белый лимузин с княжеским гербом рода Вяземских на передней дверце. Сам же виновник торжества,
— В общем, как только переживем этот вечер, — пообещал он, едва мы подошли, — сразу поедем на дегустацию элитного вина в одном частном погребе…
Следом княжич клятвенно заверил, что после погреба лично погрузит наши тела в лимузин и лично их выгрузит, в каком бы состоянии они ни были после дегустации. От таких предложений точно не отказываются — правда, те, кто такое предлагают, обычно приезжают в невменяемое состояние первыми.
— И что, в таком виде будешь бухать? — ехидно поинтересовался Глеб, оглядывая его белоснежный смокинг и идеально прилизанные волосы.
— Аристократ всегда должен выглядеть безупречно, — отозвался Алекс, поправляя бабочку, — даже когда в зюзю.
«Вот что значит манеры,» — наставительно заметил я.
«Ладно, посмотрим, какие у него будут манеры, когда в зюзю,» — прищурился друг, явно приняв это за вызов.
— А что за красота там в окне? — спросил наш мажор, разглядывая Улю, задумчиво стоявшую у окна и смотревшую мне вслед.
— Слюни подотри, — со смешком посоветовал Глеб. — На эту красоту даже мне их пускать не разрешается.
— А кроме моей женщины, тем нет? — я сел в лимузин.
— Есть, конечно, — Вяземский плюхнулся рядом. — Ника Люберецкая — реально?
Бедная столица, и как она жила без меня? О чем тут вообще говорили?
— У одного секс-символ, у другого клуб… — хмыкнул Алекс, переводя глаза между нами. — Вы ж тут еще и месяца не прожили! Ну, парни, у вас и скорости. А я еще хотел вас с сестрами познакомить. Не, теперь точно не буду!.. Хотя и я времени не терял. Зацените…
С гордым видом он закатал рукав, показывая татуировку с тремя кружками, где теперь уже целых два были заняты витиеватыми крючками. Причем в одном они были еще красными, добитыми недавно. Вот же попала какая-то принцесса.
— А мероприятие, значит, в честь открытия фонтана принцессы Елизаветы… — вкрадчиво протянул Глеб. — Той самой принцессы?
— Так я вам и сказал, — привычно отшутился наш мажор и закатал рукав обратно.
Лимузин плавно миновал центр столицы, проехал все приличные окраины и остановился неподалеку от здания Имперской управы, расположенного почти у самых трущоб. Именно здесь на площади напротив и открывали новый фонтан. А чего не сразу в трущобах? Там бы позолоченные статуи с нимфами смотрелись еще уместнее.
Весь периметр был оцеплен плотным кольцом из личных гвардейцев Его Величества, пройти через которых могли только избранные — мажоры вроде нас. Остальная же толпа зевак набилась за железными ограждениями вокруг площади, где с минуты на минуту состоится торжественное открытие. Правда, сам фонтан уже работал, сверкая на солнце десятками брызжущих струй. Оставалось только перерезать красную ленточку и зачитать величественную речь, чтобы все эти люди не пожалели, что пришли.
«Интересно, а сколько у этого фонтана дырок?» — задался вопросом друг, рассматривая журчащую конструкцию.