Кукла крымского мага
Шрифт:
— Не смею вас задерживать, милочка, но поверьте много пережившей и повидавшей женщине: если девушка начинает разговаривать с чертями, — она кивнула на фигурку Габриака, — это верная дорога в ад.
В комнату отца на улицу Луталова мы вернулись поздней ночью. Сирин уже спал, но папа поднял своего приятеля с постели, плеснул ему виски и заставлял снова и снова подтверждать, что мы невероятно похожи.
— Смотри, Кеша, какая у меня красавица дочь выросла! — возбужденно вещал он, шагая по комнате из угла в угол. —
Подслеповато щурясь со сна, забывший надеть очки Сирин прихлебывал виски, кутался в махровый халат и согласно кивал головой.
— Это, Викентий, такое странное чувство, осознавать, что ты — отец! — откровенничал папа, сверкая бритым черепом в лучах хрустальной люстры. — Обнимаешь человечка, а он — частичка тебя! Подумать только! Дочь! Родная! Моя! Нет, все-таки дети — это чудо!
Лицо Викентия оставалось непроницаемым, но мне показалось, что отец перегибает палку. Расхвастался — дочь, дочь! Его-то друг не может прижать к себе маленького Алешу, сидевшего на стульчике в детской с голубыми обоями! Я толкнула отца ногой под столом, и он замолчал на полуслове. Кусок семги на вилке, не донесенный до рта, застыл на середине пути. Быстрый взгляд на меня, и догадка, промелькнувшая в его прищуренных глазах. Осознав, что перестарался с восторгами, отец торопливо заговорил:
— Я, собственно, это к тому говорю, что родители не должны хоронить своих детей. Пусть дети хоронят родителей. Жене еще жить да жить, а я не вечный. Так вот, мне бы хотелось, чтобы последнюю вещь, которую я напишу, Женя прочитала первая. Это ведь ей продолжать дело Грефов и дописывать то, что не дописал я! А тебя, Викентий, я назначаю своим душеприказчиком. Ты как, Кеш, не против проследить за выполнением воли покойного?
— Если хочешь, — бесстрастно откликнулся Сирин. И сурово добавил: — Ты сам-то не очень на виски налегай. Завтра будешь головой маяться.
Отец зажевал рыбой очередной глоток спитного. Речь его становилась с каждой порцией все возбужденнее.
— Да брось, Кеш, я здоров как бык. Кстати, мы тут с Женей посоветовались и решили, что на всякий пожарный нужно готовить пути к отступлению. Ты возьми, Кеш, у Жени немного крови. Это на случай, если мы решим, что с Эллой надо заканчивать и возвращать Женю к ее привычной жизни.
Сирин сдержанно кивнул головой и залпом допил свое виски, так и не притрагиваясь к еде.
— Кровь взять сейчас? — холодно осведомился он.
— Если тебя не затруднит, — смутился отец. — Я понимаю — ночь, ты утомлен, но все же не хотелось бы откладывать…
Поднявшись с кресла, сосед стукнул пустым бокалом о пластик журнального стола и молча покинул комнату. И вскоре вернулся уже в очках, неся в железной кювете одноразовый шприц, пластырь и вату. Руки его были в резиновых перчатках, на лице лежала печать тоскливой усталости. Приблизившись к дивану, на котором я уютно устроилась под пледом, Сирин сдвинул локтем тарелки, пристроил кювету на стол и достал из кармана халата резиновый жгут.
— Давай ногу, — сухо приказал он.
— Ногу? — переспросила я. — Зачем?
— Малыш, нам же не нужно, чтобы Эллу заподозрили в дурных наклонностях, заметив следы уколов на руках? — покосился на меня отец, плеская себе в стакан очередную порцию виски.
А ведь действительно! Я как-то об этом не подумала. Предусмотрительность родителя произвела на меня
Покончив с неприятной процедурой забора крови, сосед собрал медицинский инвентарь и, пожелав всем доброй ночи, отправился спать. Мы тоже улеглись. Я устроилась на диване, в то время как отец расположился на раскладушке. Но заснуть не получалось. Папа не мог успокоиться и говорил, говорил, говорил. Он вспоминал, как познакомился с мамой, как ждал моего рождения, мечтая свозить меня куда-нибудь в горы, покататься на лыжах.
— Женька, а давай бросим все дела и поедем в горы! — доносился в темноте его горячечный шепот. — Ты на чем катаешься? На лыжах? Или на сноуборде?
— Да как следует ни на чем, — призналась я, млея от удовольствия. Сказка про Золушку обретала реальность, превращая меня в принцессу.
— Это ничего, наймем инструктора. Хочешь в Альпы?
— Конечно, па, — сквозь сон соглашалась я, удивляясь, как до сего момента жила без этого человека. Без его быстрой речи, живых серых глаз, размашистых жестов, энергичной походки и дерзких замыслов.
— Тебе нравится новый дом на Бармалеева? Сразу за нашим, видела?
— Ага…
— Ты будешь там жить. Я купил пентхаус, и завтра мы переезжаем.
— Вот и хорошо. Мне эта квартира не нравится, — честно призналась я. — Здесь так уныло и страшно!
— Ага, страшно! — радостно подхватил отец. — Это потому, что Викентий не хочет делать ремонт. Он тут родился и любит здешнюю атмосферу. А я, по правде сказать, устал. Хочется сменить обстановку.
— А деревянного черта возьмем с собой?
— Смешная ты, — мечтательно проговорил он. — Нет, черт останется здесь.
— Почему?
— Потому что это его дом.
Это звучало крайне загадочно, но я не стала уточнять, почему этот дом принадлежит черту, ибо папа уже переключился на другую тему. Говорил он быстро, торопясь и захлебываясь словами, точно боялся, что его перебьют, не дав закончить мысль.
— Завтра я звоню Караджанову, договариваюсь об интервью. Встретишься с ним и расскажешь о нашей новой книге.
— А может, ты сам? — заволновалась я, не чувствуя в себе достаточной уверенности.
Вот так, сразу, взять и стать Эллой? А вдруг не смогу? Не справлюсь? Все испорчу? В темноте послышался его тихий смех, и папа довольным голосом произнес:
— Привыкай, малыш, быть Эллой. Теперь ты — известная писательница, особа крайне эксцентричная. Французским владеешь?
— Довольно прилично.
— Я не сомневался. Марьяна должна была тебя натаскать. Подробную биографию набросаем тебе завтра, перед тем, как позвонить в редакцию.
— Здорово, па!
Мне нравилось его так называть. Хотела бы я иметь такой запас жизнелюбия и бьющей через край энергии! Но на меня все больше и больше накатывала теплыми волнами сонливость, и голос отца отдалялся все дальше и дальше, пока я не погрузилась в глубокий безмятежный сон без сновидений. Проснувшись, некоторое время лежала и смотрела в потолок, пытаясь осознать, не приснилась ли мне вся эта история. Но раскатистый отцовский храп, долетающий с раскладушки, не оставлял никаких сомнений в реальности происходящего. Под подушкой вибрировало, привлекая внимание. Я сунула руку и вытащила смартфон. Звонил Василий. Стараясь не разбудить отца, я поднялась с дивана и прямо в пижаме отправилась в коридор.