Кукла Яся
Шрифт:
— Да потому что и они бандиты тоже! Волки в овечьей шкуре! Никому верить нельзя!
Знаем. Плавали. В колонии я это на отлично усвоила.
У Дымницкого звонит телефон. Он принимает вызов и встаёт с дивана. Прётся по направлению ко мне, очевидно, желая поговорить в другом месте, не при нас.
Отступаю вправо, чтобы пропустить его, но парень делает тоже самое.
Шагаю влево. Он одновременно с этим отзеркаливает.
Цирк.
— Отойди уже! — раздражается и, психанув, отодвигает за плечи, убирая с пути. —
— Так ты присядешь?
Вздыхаю и плетусь к дивану.
Сейчас опять начнет расспрашивать, а мне так не хочется рассказывать о себе… О!
На столе замечаю свой документ, удостоверяющий личность.
— Квартира закрыта изнутри, ключ у него. Так что не надо хватать щас паспорт и бежать со всех ног к двери, — предупреждает, словно прочитав мои мысли.
Сглатываю. Это здорово пугает.
— Я верну деньги, правда. И кошелёк этот дурацкий ему куплю…
— Никуда не берут на работу в нормальное место? — игнорирует мои обещания, продолжая неприятный разговор.
— Не берут, — отрицательно качаю головой.
— Сколько ты уже находишься в Москве?
— Три месяца, — складываю пальцы в замок и опускаю взгляд.
Как на допросе, ей Богу!
— Три месяца бродяжничаешь?
Бродяжничаешь!
— Кочую! — даю свою формулировку, и он усмехается.
— Не тот город для такого образа жизни выбрала. Тут очень опасно.
— Я в курсе.
Открыл, блин, Америку!
— Можешь пожить у нас, — на полном серьёзе произносит. — Работу тоже тебе организуем.
— И с чего вдруг такая щедрость? — не скрываю того, что его предложение настораживает. — Зачем тебе помогать мне? — в лоб спрашиваю. Чё тянуть кота за органы?
— Да чисто по-человечески.
— Не верю я в это…
— Мой друг, Данила, вырос в детском доме. Кое-что рассказывал о своей жизни. Думаю, твоё детство тоже не было радужным.
— Нормальное у меня было детство, — мой голос звучит грубо, но плевать.
— Мне кажется, ты сейчас в тяжёлой ситуации. Или я ошибаюсь?
— Справлюсь, — высекаю уверенно.
— Пожить можешь на балконе, там есть раскладушка. Большего предложить не могу. Другие комнаты заняты.
Складываю два и два.
— Твой кент будет против такого расклада, — моя очередь усмехнуться.
— Ничего, потерпит. Тем более, что это временно, верно?
— Ты сказал, что другие комнаты заняты. Сколько вас тут? — подозрительно прищуриваюсь.
— Трое.
— Три мужика. Отлично! Пожалуй, я выберу план Б. Уйти.
— За что в колонию загребли в четырнадцать?
Молчу.
— Кто тебя избил?
— Неважно.
— А не боишься, что найдут?
Боюсь, но разве ж можно в этом признаваться?
— Обворовала кого-то, как Кирилла? — выбивает страйк, и смысла врать
— Да. Один гелик, оставленный открытым по стечению обстоятельств.
— Ясно, — будто бы разочарованно выдыхает.
— Я… не хочу это делать. Мне просто… надо было что-то есть и…
Затыкаюсь, обрывая свою речь.
Глупое оправдание, Ясь.
— Если останешься в этом доме, знай, что воровства я не потерплю, — выдаёт строго.
— А ты, типа, главный, что ли?
— Типа да.
— Понятно. Про какую работу ты говорил? — так, чисто интереса ради уточняю. — Сразу предупреждаю: спать я ни с кем не буду!
— Чё за бред она несёт?
Это Дымницкий в комнату вернулся.
— Ярослава какое-то время поживёт с нами.
Пхах!
Вы бы видели лицо Кирилла, вытянувшееся от изумления.
— Ты спятил, Паровоз? — таращится на Илью во все глаза.
Еле сдерживаюсь, чтобы не заржать в голосину на всю квартиру.
— Ей некуда идти, — приводит весомый аргумент брюнет.
— И чё? Да на кой икс она нам тут нужна? — возмущается громко.
— Пусть переконтуется на балконе.
— Ты гонишь, Илюха! — качает головой. — Поселить в нашу квартиру воровку…
— А ты безгрешный можно подумать! — не могу удержаться от комментария.
— Вынесет хату к чертям, вспомнишь мои слова!
— Было б что выносить! — насмешливо фыркаю, осматривая максимально скромную обстановочку. — И вообще, он тут главный, — указываю большим пальцем на его товарища. — Не ты. Так что потерпишь, — внаглую цитирую слова Ильи, с нездоровым удовольствием наблюдая за тем, как стремительно багровеет от злости фэйс Дымницкого.
— Ещё раз возьмёшь мои вещи, вылетишь отсюда как пробка.
Возьму, не сомневайся.
— Тебе жалко, что ли?
Либо учуял запах, либо ходил проверять. Одно из двух.
— Я сказал, — цедит сквозь зубы и травит меня этим своим уничтожающим взглядом.
Клянусь, если бы им можно было поджечь, то я бы уже тлела пеплом на этом стрёмном совковом ковре.
— Братва? Вы дома? — внезапно орёт кто-то, хлопая дверью. — Короче, мы свезли на дачу Пинчука. Отпинали его маленько, в подвал бросили и закрыли. Пусть посидит, подумает. Пожрать есть чё? Я бы…
— Ты бы заткнулся, — обращается Дымницкий к вошедшему в комнату парню.
— О… — пучеглазится Лохматый, при виде меня. — Постойте-ка, — его губы растягиваются в улыбке, — это та самая девчонка с бензоколонки, да?
— Та, которая украла у Дыма кошелёк? — в проёме вырастает ещё одна мужская фигура.
— Чё за история? — басит непонимающе третий.
Кхм.
Все они, будто сговорившись, пялятся на меня, и в квартире в этот момент повисает страшно неудобная тишина. Знаете, только характерного звука сверчков для полноты картины не хватает.