Кукловод
Шрифт:
День выдался ясный, негреющее солнце поднялось высоко над степью и застыло в этой голубой бездне. Акимов пытался найти старую дорогу, но дорога потерялась, словно ее и не было никогда. Акимов злился, направляя машину то влево, то вправо. И только сильнее запутался.
Рогожкин постепенно приходил в себя после вчерашней пьянки. Он курил, часто прикладывался к горлышку фляжки, сосал воду, солоноватую, пахнувшую ржавым железом и еще какой-то дрянью. Вода во фляжке быстро закончилась, Рогожкин выплеснул осадок на коврик. Открутил колпачок второй фляжки, смочил губы.
Еще он подумал, что холодное тело Галима, завернутое в брезент, зажатое между бочками и ящиками, сейчас трепыхается там, в кузове. Даже проводить человека, своего убитого товарища, в последний путь они не сумели, потому что сам черт, не иначе, сбил их с дороги. Водит, кружит по степи. И еще не известно, куда приведет путь, чем он закончится. От мрачных мыслей Рогожкину сделалось не по себе.
– Теперь я точно знаю, что мы заблудились, – сказал он. – Тень от грузовика была справа. А теперь она почему-то слева.
– Это солнце сместилось, – вздохнул Акимов.
– Дай я сяду за баранку. Я найду правильную дорогу. У меня рука счастливая.
Акимов пожал плечами, остановил грузовик. Они поменялись местами. Рогожкин решил, что в простых ситуациях не ищут сложных решений. Просто надо выбрать какое-то одно направление и строго его держаться. Минуту он прикидывал, какое направление взять, в какую сторону рулить. Следующие два часа он старался ехать по прямой.
От долгого сидения на одном месте у Рогожкина онемел зад. Через четверть часа вместо онемения появился новый пугающий симптом. Стало казаться, что в заднице завелись червяки. Эти червяки ползают под кожей, тревожат, жрут поедом живую плоть. Рогожкин подложил под зад пустую сумку, но стало еще хуже.
– Давай снова поменяемся местами, – предложил Акимов.
– Из принципа не поменяюсь. Я сказал, что найду дорогу. И найду.
– С каких пор у тебя появились принципы?
– С сегодняшнего утра.
Ветер поднял сухую пыль, погнал ее по степи. Неизвестно с какой стороны приплыли тяжелые лохматые тучи, спрятали за собой солнце и ярко синее небо. От непрерывной тряски Рогожкина мутило, в животе бултыхалась какая-то кислая жидкость, эта тошнотворная кислота поднималась, проникала в рот. Казалось, вот-вот вырвется наружу горячим потоком. Рогожкин цедил сквозь зубы ругательства и боролся с тошнотой.
На выбранном маршруте не попалось ни села, ни дороги, ни человека. К обеду Рогожкин почти сдался. Он остановил грузовик, выскочил из кабины, даже не успел засунуть в рот два пальца, блевонул себе под ноги, испачкал ботинки. Живот свела судорога. Рогожкин забулькал, как испорченный унитаз. Выпустил из себя горячий фонтан блевотины.
Пять минут подряд спазмы душили Рогожкина, выворачивали на изнанку. Наконец, он распрямил слабые колени, вытер рукавом бушлата с губ вязкую слюну. Рогожкина качало из стороны в сторону. Но через пару минут он почувствовал неожиданное облегчение, способность
– Закусить не хочешь? – спросил Акимов.
– В другой раз, – Рогожкин плюнул.
Он подумал, что сейчас его снова вывернет на изнанку прямо тут, в кабине. Но тошнота больше не поднималась к горлу. Рогожкин перевел дух, не торопясь выкурил сигарету, завел двигатель, «Урал» тронулся с места.
Через час они выехали на грунтовую дорогу. По всему видно, что по дороге ездили редко. Колеи неглубокие, занесенные замлей. Рогожкин, не долго думая, взял левее. Рассудил здраво. Раз есть дорога, значит, она куда-то ведет, значит, будет ей конец.
Дорога беспорядочно петляла по степи. Заметенная землей, делалась невидимой, казалось, готовая вот-вот исчезнуть. Но неглубокие колеи снова появлялись. Еще через полчаса машина остановилась в том месте, где дорога расходилась на две дороги.
– Куда хочешь поворачивать? – спросил Акимов.
Рогожкин в задумчивости почесал ухо.
– Направо пойдешь, штаны потеряешь, налево пойдешь… Как бы без члена не остаться. Давай на спичках. Короткая – едим налево.
Рогожкин отвернулся, вытащил коробок, обломал спичку, протянул руку Акимову.
– Тащи. В крайнем случае, вернемся.
Тот дернул за серную голову ближнюю к себе спичку. Оказалось – длинная. Рогожкин крутанул руль направо. Четверть часа они ехали молча. Акимов грыз спичку и листал тощую брошюрку, атлас автомобильных дорог Казахстана, изданный десять лет назад.
– Слушай, а в этой пустыне бывают миражи? – спросил Рогожкин.
– А чего ты спрашиваешь?
Рогожкин вытянул вперед указательный палец. В этот момент вечернее солнце вылезло из облаков, осветило округу.
– Смотри.
Акимов поднял голову и присвистнул от удивления. Рогожкин сбавил скорость до десяти километров, чтобы лучше рассмотреть картину. По правую сторону дороги стоял невысокий, местами разрушенный, саманный забор из необожженных осыпающихся от старости блоков. За забором, примыкая одна к другой, тянулись могильные ограды из глины. Каждая могила площадью метров пятнадцать, иные и все двадцать.
Памятники тоже были вылеплены из глины и напоминали не могильные плиты или обелиски, а человеческие жилища. Домики для лилипутов. Стены, пристройки, плоская или двухскатная крыша, декоративные окна и двери.
Некоторые памятники покосились на сторону, другие развалились от старости. Жгучее летнее солнце, зимняя стужа и злые степные ветра превратили рукотворные сооружения в бесформенные груды земли. Но среди развалин попадались и могилы, что выдержали испытание временем и суровым климатом. Глиняные домики выглядели свежими и крепкими, как тещины малосольные огурчики. Хоть новоселье справляй.
– Что это? – спросил Рогожкин. – Дисней лэнд?
– Это старое мусульманское кладбище, – ответил Акимов. – Я никогда тут не был. Но когда жил в этих краях, кое-что слышал о нем.