Кукловод

Майерс Александр

— Самолёт готов, — отвечает князь, сделав глоток травяного чая, который нам принесли. — А зачем тебе к Череповым?

— Мы не успели это обсудить, но я хочу получить от княгини доверенность на ведение переговоров от её лица. А теперь неизвестно, когда Даниил придёт в себя, сама она точно не способна вести дела.

Григорий Михайлович бросает взгляд на Егора, а я машу рукой, мол, ему можно доверять. К тому же хакер так увлечённо работает, что вряд ли нас слышит. При этом он не забывает поглядывать на другие гаджеты, которые

разложил перед собой на столе.

Когда он в очередной раз смотрит на покоцанный планшет, то его пальцы вдруг перестают выбивать ритм по клавишам ноутбука. Егор сначала сводит брови, а потом поднимает их так высоко, что они скрываются за растрёпанной чёлкой.

— Получилось что-то выяснить? — спрашиваю я.

— Ещё нет, но… Нифига себе. Вы слышали новости?

— Какие именно? — уточняет князь.

— Виктория Черепова вскрыла себе вены в гостинице.

— Что?! — одновременно восклицаем мы с дедушкой.

— Вот, — Егор, сам ошарашенный, протягивает нам планшет.

Мы читаем новость, опубликованную на одном из основных информационных ресурсов. Лживых слухов, тем более настолько жутких, здесь бы не стали публиковать.

На фотографиях — накрытое простынёй тело и ванна, полная красной воды. А в конце материала подпись «Род Жаровых отказался давать комментарии». Ещё бы.

— И что, по-твоему, это значит? — спрашивает князь.

— То, что мы правы. Это она та самая Птица, и она отдала неосторожный приказ. Кукловод заметает следы. Можешь не продолжать работу, — повернувшись к хакеру, говорю я. — Здесь уже всё ясно.

— А ещё это значит, что игра перешла в новую фазу. Если он начал устранять союзников, значит, мы крепко взяли его за жабры, — сжимая кулак, произносит Григорий Михайлович.

— Это ещё только начало. Но вы правы, он начал нервничать. Правда, мне не нравится, что из-за его нервов проливается столько крови. Что же будет, когда мы прижмём его по-настоящему? — задаю я вопрос, на который никто не знает ответа.

— Я всё-таки закончу, если позволите, — приподнимает руку Егор. — Здесь немного осталось.

— Работай. А я поеду в больницу. Как только получу доверенность, заеду за вещами и в аэропорт, — говорю я.

— С тобой поедут мои гвардейцы, — нетерпящим возражений тоном заявляет дедушка.

— Хорошо, я не против. Увидимся, ваше сиятельство. Пока, Николай.

— До встречи, Александр Сергеич, — отвечает тот и снова погружается в работу.

Выйдя на улицу, я вижу за оцеплением гвардейцев толпу зевак и журналистов. Меня сразу начинают снимать и выкрикивать вопросы, но я не обращаю внимания. Подхожу к своему Лексусу, возле которого стоит Матвей, и спрашиваю:

— Машина цела?

— Нет, — кривится водитель. — Задние двери прострелили, стёкла тоже. Нужен ремонт.

— Тогда вези тачку на базу, пусть займутся. Я поеду с Вольгой и княжеской гвардией.

— Ваше сиятельство, вы точно…

—

Не сержусь. Правильно сделал, что уехал, живым ты мне нужнее, — говорю я и направляюсь к одной из машин Вольги.

Сев в неё, достаю телефон и отыскиваю телефон князя Домогарова. Это один из председателей того инвестиционного фонда, с которым я имел дело благодаря Цитате. Надеюсь, он согласится помочь.

— Алло, Кирилл Анатольевич? Это Александр Грозин…

Поместье князя Жарова

Илья Романович сидел в комнате ожидания и смотрел в стену. В комнате напротив нанятый судмедэксперт осматривал тело его покойной сестры. Князь Жаров не верил, что это могло быть самоубийство.

Да, Виктория часто творила всякие безумства, но чтобы взять и вскрыть себе вены? Нет, она слишком любила жизнь.

Как же так, Вика?

Князь Жаров никогда особо не любил сестру. Они были слишком разными людьми и часто ссорились. А может, наоборот, были очень похожи — оба вспыльчивые и своенравные, всегда стояли на своём.

Но всё же, несмотря на ссоры, это была его сестра! Его родная младшая сестрёнка!

Илья Романович закрывает глаза. Перед ними проносятся давно забытые сцены. Он будто наяву видит, как носил новорождённую Вику на руках. Как гулял с ней по двору поместья, как они играли в кукольное чаепитие и как он помогал ей сбегать с уроков по этикету, после чего они прятались в гараже и смеялись. Смеялись ровно до тех пор, пока их не находили гвардейцы отца.

Князь Жаров прерывисто вздыхает и потирает глаза. В этот миг он понимает, что на самом деле любил сестру. И жалеет обо всех тех грубостях, что наговорил ей за жизнь.

В дверь раздаётся осторожный стук.

— Войдите, — говорит князь.

Судмедэксперт заходит и кланяется, после чего сообщает:

— Я могу говорить прямо, ваше сиятельство?

— А для чего, по-твоему, я тебя позвал?! Давай, выкладывай! — хрипло приказывает Жаров.

— Простите… Это почти наверняка не было самоубийство. Характер повреждений говорит о том, что их нанесли чужой рукой. Кроме того, на шее заметны небольшие следы от удушения.

Эксперт говорит что-то ещё, но Илья Романович его не слышит. Уши заполняет гул, похожий на рёв урагана. Кулаки сами собой сжимаются, перед глазами всё застилает красным.

«Убили. Мою сестру убили! Её придушили и бросили в ванну, а затем перерезали вены!»

— Кто?.. — цедит Жаров.

— Простите, ваше сиятельство, я не могу сказать, — смущается судмедэксперт.

— Пошёл прочь. Тебе заплатят. Вон! — Илья Романович срывается на крик.

Медик послушно кланяется и спешит выйти из комнаты.

Князь подскакивает и пинает стеклянный кофейный столик перед собой. Тот переворачивается и разлетается на осколки. Слёзы катятся из глаз Жарова и обжигают лицо, будто кипяток.