Кукловод
Шрифт:
– - С письмом? А что было в письме?
– - Какая-то бредятина... Буквально звучит следующим образом: "Первый в космосе, номер восемь", -- процитировал он. -- Что это может значить?
Виктор пожал плечами:
– - Может, это работа рехнувшегося маньяка, который каким-то образом прознал о твоих способностях? Во всяком случае, это первое, что приходит в голову. Слушай, как дома появишься, скинь мне на электронку фото, мы над ним поработаем. А пока, может, просканируешь бедолагу?
А ведь и правда, зачем он здесь, по большому счету? Ясное дело, чтобы сканировать лежавшего перед ним покойника. Этого же, судя по всему,
– - Хотя бы известно, кем был убитый?
Леонченко отошел к оконному проему и вновь закурил. Дым безмятежно растворялся в свежем, еще не загаженном выхлопными газами утреннем воздухе. В такое спокойное, прохладное утро не хотелось думать ни о чем плохом.
– - В кармане убитого мы нашли паспорт на имя некоего Рогозина Виталия Сергеевича, 33 лет от роду. Будем надеяться, это действительно паспорт погибшего. Редко кто с собой сейчас паспорт носит, а этот словно специально подготовился... В общем, по базе уже пробили. Он бизнесмен средней руки, живет -- вернее, жил -- с молодой любовницей, в разводе, есть сын семи лет. Как здесь оказался -- все это еще предстоит выяснить. Родным мы еще не сообщили. Сейчас мне пробьют телефон его любовницы и экс-супруги, я ими сам займусь. Но честно говоря, вряд ли они прольют свет на случившееся. В общем, надежда в первую очередь на тебя. Тем более и надпись, и твоя фотография задают нам загадки.
Да уж, в конце концов, непросто же так он сюда прибыл ни свет, ни заря. Немало покойников он сканировал, попадались экземпляры и похлеще, когда пальцы приходилось прикладывать к кровавому месиву. Так что чистоплюйство здесь просто неуместно.
Вздохнув, Алексей собрал волю в кулак, постаравшись отрешиться от посторонних мыслей, и склонился над трупом, касаясь кончиками пальцев к затылку покойника.
Как обычно, сначала его пронзила легкая судорога, спустя мгновение взорвавшаяся в мозгу ослепительной молнией, а затем в сознании возникла смутная тень, которая несколько секунд спустя обрела более четкие очертания...
...Он подцепил ее на выходе из клуба. Она назвалась Элеонорой, хотя, наверное, на самом деле ее звали просто Ленкой, или еще как-то незамысловато. Невысокая шатенка с волосами длиной до середины лопаток одиноко маячила у входа и, судя по взглядам, которые она бросала на проходившие мимо парочки, у нее самой не хватало денег на входной билет. Но она пыталась выглядеть независимо, при этом неумело затягиваясь тонкой сигаретой. А ему сейчас ох как хотелось женской ласки, тем более что Вика уже вторую неделю путешествовала в бизнес-круизе, якобы осваивала профессию менеджера. Зная кошачью любвеобильность этой сучки, наверняка можно было предположить, что Вика если что и осваивала, так это новые техники в искусстве секса.
– - Ну и чего уставился?!
– - покосилась на него девица, отбрасывая в сторону недокуренную сигарету.
Виталий усмехнулся, поигрывая ключами от машины, кивнул в сторону припаркованной недалеко от входа "Мазды":
– - Скучаешь? Не хочешь прокатиться?
Показалось, что девчонка сомневается.
– - Что, вот так просто?
– - А почему бы и нет? Я покажу тебе рассвет над рекой, с Петровского холма увидишь, как просыпается город...
– - Романтик, -- усмехнулась она.
– - Ладно, уболтал. Только учти -- лапать себя не дам!
Ага,
Оттрахать себя в машине все же не дала. Предложила сделать это не здесь, а в ее якобы уютной квартирке.
– - Ладно, показывай, куда ехать, -- сказал он, сдерживая рвущийся наружу орган любви. Ничего, сейчас он отомстит Вике тем же способом. Возможно, что именно в это время она кувыркается в каюте с каким-нибудь корабельным мачо.
– - Пока прямо, я скажу, где сворачивать.
Они петляли по каким-то закоулкам минут двадцать, пока, наконец, не остановились у ветхого с виду четырехэтажного дома, ни одно из окон которого не горело, что показалось Рогозину более чем подозрительным.
– - Тормози, это здесь.
– - Странное у тебя место жительства, -- пробормотал он.
Они вошли в темный подъезд, перешагивая через строительный мусор.
– - У вас тут что, олигарх заселился, и ремонт под себя затеял?
– - Не обращай внимания. Осталось немного, -- подбодрила его Элеонора.
– - Открывай эту дверь, входи...
– - Это что? Ты здесь живешь?! Знаешь, что-то мне не хочется заниматься любовью в таком месте.
– - Теперь, дружок, давать задний ход поздно...
– - Ой!..
Схватившись за ужаленную ягодицу, он увидел в руке своей новой подружки небольшой шприц, наполовину наполненный темной жидкостью. Она ничего не ответила, лишь только как-то странно на него посмотрела. Виталий хотел вырвать у нее шприц, отвесить этой шлюхе пощечину... Но понял, что не может двинуть не то что рукой, а даже повернуть голову. Он моментально превратился в самое настоящее бревно, которое принялось медленно оседать на грязный, покрытый кирпичной крошкой пол.
В следующее мгновение он увидел над собой лицо Элеоноры. Вернее, контур ее лица, освещенный пробивавшейся сквозь оконный проем луной.
– - Ну что, страшно?
Ему и вправду было страшно. Если бы он мог кричать, то заорал бы что есть мочи. Но он мог только смотреть в глаза той, что нависала над ним. Самое жуткое было в том, что эти глаза не принадлежали больному, свихнувшемуся существу, а глядели на него совершенно бесстрастно, может быть, лишь с малой толикой интереса, как, наверное, глядел Павлов на своих подопытных собак, вставляя им в желудок очередную фистулу.
Она извлекла из недр своей сумочки сотовый, включила мини-камеру, и навела объектив на застывшее лицо жертвы. От разорвавшей темноту вспышки Виталий на несколько секунд ослеп.
– - Эту фоточку я оставлю себе, -- прокомментировала девица. -- А следующую сделаю, когда ты уже отправишься в мир иной, и отправлю ее по одному адресочку.
В следующее мгновение похолодевший от ужаса бизнесмен узрел перед собой блестящее в лунном свете лезвие ножа.
– - Прежде чем я сделаю операцию, мне нужно, чтобы твой дружок был в боевом состоянии, -- сказала Элеонора, кинув взгляд куда-то, ниже пояса мужчины. -- Отсекать этот скукоженный стручок мне не то что неприятно, а просто неудобно -- боюсь промахнуться.