Куколка. Повести о любви
Шрифт:
– О! – возмущенно вырвалось у меня.
– Вы находите это отвратительным, не правда ли? – со страданием в голосе промолвила Мадлен. – Но Бога ради выслушайте до конца, не торопитесь осуждать меня. Я искала вас потому, что была в безвыходном положении… Вы думаете, что в материальном положении? О, нет, не то, я никогда не знала нужды в деньгах, а если бы даже и нуждалась, то, во всяком случае, никогда не прибегла бы к такому способу. Моя безвыходность касалась моего душевного состояния. Я была замужем за Далесталем, которого искренне ненавидела, а любила… – упавшим голосом закончила она, нервно сжимая руки, – барона фон Комбер.
– Барона Комбер? – недоумевающе переспросил я.
– Вы
– Признаться, – сухо промолвил я, – это мне не только ничего не разъясняет, но наоборот еще сильнее сгущает тьму, окутывающую этот… темный эпизод.
– Верю, что вы не понимаете: этот случай понятен лишь мне одной. Видите ли, я по своей натуре неспособна принадлежать одновременно двум. Одна мысль о подобном разделе возбуждает во мне неопределенное отвращение. Я, кажется, скорее решилась бы на самоубийство, чем на подобную гнусность. Делесталь знал это свойство моей натуры и поэтому был вполне уверен во мне. Когда я высказывала ему свое глубочайшее презрение, он только улыбался в ответ. Он хорошо знал, что он гарантирован и ему ничто не грозит. И, желая вернее оградить себя, он беспрестанно пользовался своими супружескими правами, зная, что пока я живу с ним, я не сдамся другому. Впрочем, должна сказать, он не знал о моей склонности к барону; он, правда, видал его в обществе, но не обратил на него внимания.
– Но почему же вы не развелись? – спросил я.
– Как будто это было так просто! Вы не знаете Делесталя. Он сказал, что никогда не даст развода, кроме случая, когда он застанет меня на месте преступления. А с этой стороны он был совершенно спокоен.
– Так что же? – все более и более удивляясь, спросил я.
– Вот вы и представьте себе, чем стала моя жизнь между мужем, которого я от души презирала, и другим человеком, которого я любила, который домогался меня, но которому я могла принадлежать лишь будучи его женой.
– Так вы действительно любили барона? – нервно спросил я.
– Барон олицетворял в моих глазах полнейшую противоположность моему мужу, с его деспотизмом и тиранией. Барон казался мне воплощением душевной привязанности и нежной покорности. Он сумел затронуть и согреть мое сердце и казался мне единственным исходом и надеждой на освобождение.
– Все это так, – сказал я, – но, тем не менее, я не понимаю той роли, которую я сыграл во всей этой истории.
– О, я теперь подошла к самому рискованному и щекотливому пункту своей истории… Я боюсь, что вы никогда не простите мне этого… Помните ли вы, – помолчав немного, продолжала она, – ваш разговор с Делесталем на следующее утро после… нашего прерванного свидания? Он дословно передал мне его в тот же самый день, но он то же самое говорил мне и раньше. Я знала, что если бы я была… застигнута на месте преступления с бароном, то была бы лишена возможности выйти за него замуж…
– Ага, теперь я понял, – резко вскрикнул я, вырывая свои руки. Мадлен старалась снова завладеть ими, но я нетерпеливо вырвался, а она низко-низко склонила головку. – Теперь я понял! Это прелестно… еще смешнее, чем я воображал… ха-ха-ха!.. Я был подставным любовником… послужил к тому, чтобы установить факт фиктивного нарушения супружеской верности… ради выгоды и удобства барона!
– Филипп! – умоляюще вскрикнула Мадлен.
– О, да, вы насмеялись надо мной ещё сильнее, чем я предполагал! В моей памяти сохранилось представление о завязавшемся, но почему-то резко прерванном романе, а я, оказывается, просто послужил орудием для развода. Вы взяли меня
Но едва я успел произнести это слово, как тотчас же раскаялся в своей неосмотрительности. Мадлен страшно изменилась в лице и бессильно опустилась на спинку дивана.
«Что же это за сфинкс? – думал я. – И что это собственно: комедия или искренность? Вся эта история с фиктивной постановкой нарушения супружеской верности более чем романтична… Но наряду с этим, какой ей интерес сочинять?..»
Между тем Мадлен была так бледна, ее дыхание было так неровно и прерывисто, что я не на шутку перепугался и, поспешив подойти к ней, взял ее за руки и счел своевременным произнести несколько слов:
– Простите мою грубость, и если вам хоть немного лучше, и вы не нуждаетесь в моем присутствии, то позвольте мне удалиться: так будет лучше… Прощайте!
– Нет, – тихо и с мучением в голосе промолвила Мадлен, – нет… я недаром встретилась с вами и призвала вас… Мною руководило желание вытеснить из вашей памяти горькие воспоминания былого… Да, я действительно составила этот возмущающий вас план действий. Но я составила его, имея в виду совершенно постороннего и вполне безразличного субъекта. Да, я поехала на бал маркизы де Талиасерпи со смутной надеждой найти подходящее лицо, чтобы положить начало этому… приключению, которое я и сама считала безумным и едва ли выполнимым. Но вдруг случай поставил вас на моем пути, и вы мне с первого взгляда так понравились, так понравились…
– Что вы подумали: «Вот неоперившийся пижон, как нельзя лучше подходящий к той постыдной и шутовской роли, которую я постараюсь ему навязать»! – с горечью перебил я.
Но Мадлен, казалось, не слышала моих слов и продолжала:
– Я, бравируя сама перед собою, взяла вас под руку, но уже спустя несколько мгновений не могла бы отдать себе отчет в том, остаюсь ли я с вами ради своих интересов, из любопытства, или же ради своего удовольствия… Вы не можете себе представить, до чего вы были соблазнительны!.. Думайте обо мне, что хотите, но, уверяю вас, я вернулась к себе в эту ночь очень… очень заинтересованной вами…
– Мною… и бароном? – насмешливо спросил я.
– Не язвите! – с укором промолвила она в ответ. – Хотите – верьте, хотите – нет, но образ барона в эту памятную ночь впервые померк в моем воображении, и в моей душе завязалась нешуточная борьба… Я очень укоряла себя, мне было стыдно, что я, как шалая девчонка, увлеклась случайной встречей, а сердце между тем влекло меня к вам…
– Ваше сердце влекло вас ко мне, а между тем вы все же предпочли остаться и выйти за своего барона. Как же это согласовать с вашими принципами о недопустимости раздела между чувством и близостью? – несколько смягчившись, но все же еще очень недоверчиво, спросил я.
– Вы верно не поняли меня, – быстро возразила Мадлен. – Я никогда не была возлюбленной барона. Клянусь вам, я не принадлежала ему до брака. Я была вполне свободна…
– Ну, в таком случае я уже окончательно ничего не понимаю! – развел я руками. – Если вы, как говорите, были совершенно свободны… если у вас не было никаких обязательств по отношению к барону, и если я ко всему прочему нравился вам больше, то…
– Да, вы мне гораздо больше нравились, – серьезно и горячо перебила меня Мадлен, – но поймите, что я… презирала себя за это внезапное увлечение. А наряду с этим барон умолял меня развестись и предлагал свою руку; я же из тех женщин, которые не терпят двусмысленных положений.