Куколка
Шрифт:
– Совершенно верно.
– Вы в этом уверены?
– Полностью, – Ангиери сделал паузу. – Значит, вы не знали об этом, да? Вот видите, оказывается, моя жена была права. – Он снова немного помолчал. – Она вообще всегда бывает права.
– А что вы там говорили насчет куклы?
– Кукла, знаете, – такая детская кукла? Ну, такая, с которыми играют дети? Большая такая. С белокурыми волосами, понимаете?.. Надо же, кукла!
– Значит Карелла вышел из этой квартиры, неся в руках детскую куклу?
– Совершенно верно.
– И было это в понедельник вечером?
– Так точно.
– А сказал он
– Ничего не сказал.
– Кукла, – проговорил Мейер с обалдевшим видом.
Было ровно девять часов утра, когда Мейер подъехал к дому Тинки Закс на Стаффорд-Плейс. Он быстро переговорил с Манни Фабером, смотрителем этого дома, и потом поднялся на лифте на четвертый этаж. В коридоре уже давно не было постового полицейского. Он прошел по коридору и открыл дверь в квартиру, воспользовавшись принадлежавшим ранее самой Тинке ключом, который был передан в распоряжение участка клерком, ведавшим в суде выморочным имуществом.
В квартире его встретила мертвая тишина. Он сразу же мог бы сказать, что в этой квартире побывала смерть. Даже тишина в пустой квартире может звучать по-разному, но когда ты многие годы в поте лица своего добываешь свой хлеб, работая полицейским, то тебе бывает не до поэтических софизмов. А вообще-то в квартире, из которой обитатели ее выехали на все лето, тишина совсем другая, чем в той, которая простояла пустой всего один день и когда известно, что хозяева ее вернутся сюда к вечеру, как обычно. А тишина в квартире, которой коснулась смерть, совершенно особая и ее безошибочно распознают те, кто хоть раз в своей жизни имел возможность смотреть на лежащий на полу труп. Мейер знал эту тишину смерти и прекрасно понимал ее, хотя он и не смог бы перечислить ее признаки. Квартира, в которой не гудит и не шумит ни один из бытовых электрических приборов, не стучит о раковину капающая из крана вода, т, к, краном уже давно не пользовались, наглухо замолк телефон, не тикают давно остановившиеся часы – все это составные части этой мертвой тишины, но отнюдь не все ее целое. Это лишь отдельные признаки абсолютной тишины дома, где побывала смерть. Настоящая тишина дает себя чувствовать сразу и заключается она отнюдь не просто в отсутствии привычных шумов. Она как-то необъяснимо касается чего-то глубинного и это чувство захватило Мейера сразу и целиком, как только он переступил порог квартиры.
Солнце яркими потоками било сквозь стекла закрытого окна, в столбах света плавали невесомые пылинки. Он тихо прошел по квартире,как бы боясь спугнуть затаившуюся здесь тишину. Проходя мимо детской, он заглянул в раскрытую дверь и увидел множество кукол, выставленных рядами на книжных полках. На низких полках, навешенных прямо под подоконниками были целые ряды кукол. Одетые в разноцветные нарядные платья, они смотрели на Мейера немигающими стеклянными глазами, сияя бессмысленными улыбками и ярким румянцем на щечках. Немые рты их были полураскрыты, как бы пытаясь сказать что-то, за алыми губками сверкали ряды ослепительно белых, ровных зубов. Нейлоновые волосы – черные, рыжие, светлые и серебристые – были причесаны на самый различный манер.
Он все еще продолжал рассматривать эту своеобразную выставку, когда услышал в двери звук вставляемого ключа.
Звук этот заставил его вздрогнуть. В этой тихой квартире он прозвучал громовым раскатом.
Мужчина, который вошел в комнату, был высокого роста, широкоплечий и с узкой талией. Он остановился на мгновение в дверях, как бы почувствовав присутствие здесь еще одного человека. Казалось, он даже принюхивается к чужому запаху. Потом, однако, как бы решив пренебречь голосом своей интуиции, он быстро направился к книжным полкам. Остановившись перед одной из них, он принялся снимать с нее кукол. Брал он их явно без разбора, просто собирая в охапку. Так он набрал их уже штук семь или восемь и направлялся было к двери, когда Мейер толчком ноги отворил дверь шкафа.
Мужчина испуганно обернулся и уставился на него широко открытыми глазами. Выглядел он довольно глупо, продолжая сжимать в руках целую охапку кукол. Сначала он всматривался в лицо Мейера, потом перевел взгляд на направленный на него револьвер, а потом снова уставился в лицо Мейера.
– Кто вы такой? – спросил он.
– Разумный вопрос, – сказал Мейер. – Положите-ка этих кукол. Да поживее, кладите их на кровать, вон туда.
– Что вы себе?..
– Делайте, что вам приказано, мистер! Мужчина подошел к кровати. Он облизал губы, еще раз глянул на Мейера, а потом бросил на постель кукол.
– Повернитесь лицом к стене, – сказал Мейер.
– Послушайте, да какого черта вы тут?..
– Расставь ноги пошире, наклонись к стене и обопрись на нее ладонями. Пошевеливайся!
– Ладно, полегче. – Мужчина наклонился и оперся руками о стену.
Мейер быстро, но тщательно обыскал его – похлопал рукой по груди, карманам, провел рукой по поясу и внутренним поверхностям ног. Потом он отступил от него на шаг и скомандовал:
– Теперь повернись ко мне лицом. Руки поднять вверх.
Мужчина обернулся с поднятыми вверх руками. Он снова облизал губы и посмотрел прямо в глаза Мейеру, потом перевел взгляд на револьвер в его руке. – Что вы здесь делаете? – спросил Мейер.
– А мне интересно, что здесь вы делаете?
– Я – офицер полиции. Отвечайте на мои вопросы…
– Ну, ладно, ладно, все в порядке, – сказал мужчина.
– Не вижу, что здесь, по-вашему, может быть в порядке.
– Я Деннис Закс.
– Кто?
– Деннис…
– Муж Тинки?
– Ну, собственно, бывший муж.
– Где ваш бумажник?.. Не двигаться! Руки не опускать! А теперь обопритесь снова на стену. Выполняйте!
Мужчина сделал, как ему было приказано. Мейер нащупал бумажник в правом заднем кармане его брюк и сверился с лежавшим в нем водительским удостоверением. Удостоверение было выписано на имя Денниса Роберта Закса. Мейер вернул бумажник хозяину.
– Ну, ладно, можете опустить руки. Так что вы здесь делали?
– Моя дочь попросила принести ей несколько ее кукол, – сказал Закс. – Вот я и зашел сюда за ними.