Куколка
Шрифт:
В глазах Энни, когда она взглянула на него, мелькнула призрачная надежда.
— В таком случае я у вас в долгу, — произнесла она, но ее голос был безжизненным и невыразительным, как будто слова давались ей с трудом.
— Заслуга не только моя, но и Джимми, племянника Гарта Франклина из «Бараньей головы». Он, как и я, страстно желает найти Бэлль и отдать это чудовище Кента под суд за убийство Милли.
— Мог говорила, что они с Бэлль дружили. Пожалуйста, передайте Джимми, что я признательна ему за помощь.
Ною показалось странным то, что Энни не спросила, откуда Джимми знает ее дочь, и не вскочила с места, чтобы узнать, что
Ной продолжил объяснять, как он узнал, где сейчас живет этот человек. Он поделился с Энни догадками о том, что у Кента вся полиция в руках.
— Речь не идет о том, чтобы схватить этого человека и заставить его признаться, где Бэлль. Если честно, я не знаю, что делать дальше, — признался Ной. — Но я не верю в то, что он ее убил. Я уверен, он держит ее где-то взаперти.
— Иногда это хуже, чем смерть, — протянула Энни, полуобернувшись к нему на диване. — Я узнала из своих источников, как, думаю, узнали и вы, что Кент занимается поставкой юных девочек.
— Некоторые об этом упоминали, — признался Ной. — Но они обвиняли его в стольких грехах, что я искренне надеюсь, что это преувеличение.
— Это одна из самых прибыльных сторон нашего бизнеса. — Энни вздохнула и взглянула исполненными страдания глазами на Ноя. — Мне противен такой подход. У меня никогда ни одна девушка не работала по принуждению. И все были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что делают. Но от одной мысли о том, что мою Бэлль принуждают заниматься проституцией, мне становится невыносимо больно.
Ной заметил, что у нее дрожит верхняя губа и женщина вот-вот потеряет самообладание.
— Мне очень жаль, мисс Купер. — Он взял ее за руку, чтобы успокоить. — Джимми уверяет, что Бэлль смелая и умная девочка. Возможно, ей удастся бежать.
— Я тоже была смелой и умной, эдакая сорвиголова, — дрогнувшим голосом произнесла Энни. — Но меня схватили, заперли и морили голодом. Ни одна девушка — даже без побоев и голодания — какой бы храброй она ни была, не сможет противостоять взрослому возбужденному мужчине.
— Значит, и с вами поступили так же? — как можно мягче спросил Ной. Энни трясло от переживаний, и он не знал, что лучше — попытаться ее разговорить или сменить тему беседы. — Мне очень жаль.
— Я была немного младше Бэлль. Мне так хотелось увидеть Лондон! Я уговорила извозчика подвезти меня, — объяснила она. — Знаете, будучи подростком, не задумываешься о последствиях своих поступков. Я бродила по городу, заглядывала во все витрины. Неожиданно стемнело. Я понятия не имела, как вернуться домой. Я расплакалась. Ко мне подошла женщина и спросила, что произошло. Она была похожа на мать семейства — разве нужно таких бояться? Поэтому я рассказала ей все как есть. Она предложила переночевать у нее, а утром она покажет мне Лондонский Тауэр и договорится, чтобы меня отвезли домой. Что ж, Тауэр я увидела на следующий день, но только через щелочку в ставне, закрывавшей окно старого склада у реки.
— Вас заперли?! — воскликнул Ной.
Энни печально кивнула.
— Вот женщина обещает показать мне достопримечательности — и в следующую секунду я сижу под замком в старом сарае. Я кричала, плакала, но она крикнула в ответ через дверь, что меня никто не услышит. Эта женщина оставила меня там без еды, с одним набитым соломой матрасом и тоненьким одеялом. Ночью было так холодно, что я не смогла заснуть. На следующий день пришел какой-то мужчина, чтобы покормить меня.
Ной был поражен до глубины души.
— Особенно когда ты юн, — согласился он. — Я бы и дня не протянул без еды и теплого одеяла.
Энни кивнула.
— Наконец за мной пришли и отвели на Тули-стрит. Там и сейчас расположен бордель. Впрочем, тогда я не догадывалась, что находится в этом здании. Меня выкупали, вымыли и расчесали мне волосы, надели чистое белье, а потом отвели на этаж ниже, в комнату побольше, с огромной кроватью… Меня чем-то напоили, у меня немного кружилась голова, но когда в комнату вошел мужчина и набросился на меня, мне было так больно, что я закричала. — Она запнулась, в ее глазах стояли слезы. — Ему нравилось, что я кричу, — прошептала Энни. — Ему на самом деле это нравилось.
— Мне очень жаль, — искренне заверил ее Ной. Ему было стыдно, что он сам мужчина и так часто думает о том, чтобы переспать с женщиной.
— Он был не единственным. В ту ночь было еще трое. Женщина, которая меня купала, входила в комнату после каждого насильника и мыла меня. Потом появился следующий. Мне казалось, что я умру — ни один ребенок не в силах вытерпеть такую боль и унижение.
Ной положил руку ей на плечо, и Энни разрыдалась. Он хотел было обнять ее, как обнял бы любую другую женщину с разбитым сердцем, но боялся перейти границы дозволенного.
— Все насильники были теми, кого большинство людей называют «господами», — со злостью выплюнула Энни. — На них была красивая одежда и белье, кольца на пальцах. Возможно, это были адвокаты, доктора, политики, ученые. Интеллигентные люди с деньгами, вероятнее всего, женатые и имеющие детей. Но они получали удовольствие, насилуя девочку, чересчур юную для того, чтобы понимать, что с ней происходит.
Ной не мог говорить — слишком жестокой была нарисованная ею картина.
— И это продолжается, — вновь заговорила Энни. Ее глаза пылали гневом. — Каждый божий день пропадают юные красивые девушки, обычно из трущоб и с темных улиц, потому что у их родителей нет ни денег, ни сил заявить об этом. Но есть среди пропавших много и таких деревенских девчонок, как я. Иногда они заканчивают печально: их убивают, если они становятся бесполезными, или отсылают за границу. Остальные просто раздавлены, они не могут вернуться к прежней достойной жизни — слишком много перенесли. — Она замолчала, чтобы успокоиться. — Вот я и боюсь, что через это довелось пройти Бэлль, — продолжила Энни с болью в голосе. — Ее судьба повторяет мою. И во всем виновата я одна. Я должна была отослать ее в закрытую школу. Почему я этого не сделала?!
— Потому что любили ее, хотели, чтобы она была рядом? — предположил Ной.
— Ваша правда. Но самое печальное в том, что я никогда этого не показывала, — всхлипывала Энни. — Бэлль всегда была ближе к Мог, чем ко мне. Вот последствия преступления, которое совершили много лет назад те насильники — я не умею любить, я пустая, бесчувственная оболочка. Я продолжила заниматься проституцией, потому что считала: для меня открыта только эта дверь.
Ной глубоко вздохнул. Он чувствовал, что раньше Энни никогда никому этого не рассказывала, и задавался вопросом, а не станет ли она презирать себя за то, что была откровенна.