Куколка
Шрифт:
Откинув волосы с лица, Нейрам Саманган задумался. Голый, мокрый, несмотря на развитые мышцы, антис выглядел уязвимым. Не так давно он задыхался, ворочаясь в Фарудовой хватке. Отбил локоть, рухнув на помост. Это не было притворством или игрой взрослого с детьми.
Что же это?
— Мы, антисы, тратим досуг на странные увлечения. Лусэро Шанвури пьет и делает татуировки. Кешаб Чайтанья собирает коллекцию бабочек. Месяц назад он хвастался мне бахромчатой траурницей с Кемчуги. Самсон Коэн изучает историю театра кукол…
Фаруд вздрогнул.
— Я борюсь. С единственной целью: постоянно напоминать себе — какие же, в сущности, хрупкие создания мы, люди. Ты удивлен? Да, я не оговорился. Мы, люди. Хрупкие. Если я забуду об этом, я однажды не вернусь в малое тело. Так не возвращаются на родину, найдя в чужих краях теплый кров и вкусную пищу. В борьбе, в схватке двух «белковых ничтожеств» я ищу — хрупкость. И силу. Антис должен помнить, что сила иногда говорит: хватит!
Нейрам слово в слово повторил сказанное Мансуром-атой.
— Она очень громко говорит, сила. Просто она всякий раз выглядит по-разному. И мы не узнаем силу, пока она не заговорит…
Антис усмехнулся, словно извиняясь за банальность.
— Прости, родич. Меня заносит. Делаюсь философом; а проще сказать — болтуном. Мне кажется, татуировки Папы Лусэро, мотыльки Злюки Кешаба, куклы Лысого Самсона — они нужны для того же. Хрупкость. Уязвимость жизни. И ее сила. Слушай, я замерз! Пошли к нашим штанам…
В раздевалке не было никого. Одеваясь, они молчали. Застегнув кафтан на все пуговицы, Фаруд взял из ячейки кожаную сумку, раскрыл и достал медальон-носитель.
— Сюрприз! — он бросил медальон Нейраму. — Мама прислала. У нас твои гостят, Рудаба с детьми. Мальчики ходили в зоопарк, записали впечатления. Не хочешь взглянуть?
— А ты?
— Я утром смотрел. Они макакам рожи корчили…
Открыв носитель, антис зачерпнул пальцем чуточку куим-сё и поместил к себе на виски. Темно-фиолетовая, густая плесень. Белые, чуть желтоватые волосы. Смуглая кожа. И черные глаза со зрачком, расширенным, как от действия атропина. Прежде чем зажмуриться, Нейрам, смущаясь, развел руками: «Дети, сам понимаешь!.. давно не виделись…»
Фаруд кивнул и расслабился.
В ключевые моменты операций он никогда не волновался.
Сильное тело антиса вздрогнуло. Казалось, его ужалила оса. Это было невозможно: насекомые сгорали на подлете к любому вехдену. Но сегодня невозможное теряло частицу «не». Так сбрасывают маску на карнавале. Нейрам Саманган больше не шевелился. Стоял, безвольно свесив руки. Горбился, втянув голову в плечи, плотно сжав веки. Кожа на лбу собралась в морщины, тугая складка залегла меж бровями.
Фаруд ждал.
Он не до конца понимал механизм происходящего. Исполнителю не требуется знать все досконально. Теоретические основы воздействия на неуязвимого антиса разработал Айзек Шармаль. В примитивном виде это звучало так: где пасует злая воля, в бой идет безволие. Пси-состояние робота — абсолютное безволие и подчиняемость.
Сколько выдержит психика антиса?
Защита опоздала. Нейрам сам открыл мозг для ядовитой трансляции. Нога ехала по доскам помоста, и равновесие не восстанавливалось. Отсутствие агрессивного толчка не создало базы для рефлекса. А теперь — поздно. Переход в волновое состояние усилил бы антиса до уровня, недоступного людям, но и вирус роботизации усилился бы пропорционально. Оставался единственный ответ — тоже рефлекторный.
Отключение выхода в волновое состояние. Блокировка вируса в малом теле.
«Я не делю себя на тело и сознание…»
Полная консервация.
Когда Нейрам Саманган открыл глаза, они были голубыми.
Глава восьмая
Общими усилиями
— Борготта, очнитесь!
— Я н-н-не сплю… И н-н-нечего н-н-на мен-ня орать!
Юлия пыталась кого-то разбудить — это ясно. А вот кто ей ответил, Лючано сообразил не сразу. Голос хриплый, похмельный, язык заплетается…
Лампочка сознания, едва тлевшая в сумерках, вспыхнула в полную силу. Он открыл глаза и моргнул. Получилось, как мгновенный сбой на обзорном мониторе. Ну конечно, он в шлеме МОРСа! Отрабатывая попытку моргнуть, камера на конце «удочки» послушно отключилась на долю секунды.
— Борготта! Вы меня слышите?!
— Слышу.
В доказательство он шевельнул «удочкой», ловя Юлию в поле зрения. Помпилианка сидела перед ним на корточках. На лице ее читалась тревога. Неужели действительно за него переживает?! — в смысле, не как за ценного сотрудника…
— Мы уже полчаса вас будим! Капитан Бижан хотел перепрограммировать ваш МОРС…
— Неплохо бы. Этот гадский МОРС вколол мне транквилизатор.
Лючано покрутил затекшей шеей. Камера не дрогнула ни на волос, передавая в мозг изображение с зафиксированной точки.
— Он ждет, — хмурясь, буркнул Бижан. На всякий случай вехден держал пленников под прицелом лучевика. — Может, вы мне скажете: чего он ждет?
Повинуясь молчаливому приказу, камера дала «панораму» рубки. За пультом сосредоточенно работали барабанщик и гитарист. Похоже, они согласились бы делать что угодно — вычислять координаты, ремонтировать корабль, голыми руками нужник чистить! — лишь бы не отвлекаться, не смотреть, не видеть…
Пульчинелло топтался рядом, в двух шагах. Он беспокоился, насколько это слово применимо к «овощу». Бессмысленный взгляд голубых глаз блуждал по рубке, раз за разом возвращаясь и задерживаясь на «кормильце». В руках Пульчинелло по-прежнему держал посуду с «замазкой». И горе тому, кто рискнул бы отобрать у несчастного его законную порцию!