Купеческая дочка
Шрифт:
– Что барыня?
– спрашивает меня Ефим одним вечером. Все мы в людской были; Анна Акимовна гладила.
– Примет она меня?
– Да отчего ж не принять!
– говорю.
– А вам что?
– Да вот милости хочу просить.
Анна Акимовна слушает.
– Так и быть, - говорит Ефим, - надо вам признаться: жениться я хочу. Уж вы, Анна Акимовна, старого гнева не помяните, не обидьте мою суженую. Девочка славная!
Анна Акимовна побелела вся, и губы у ней задрожали. Не ответила ему ничего и вышла.
Ефим усмехнулся
Легла барыня спать. Бегу я в людскую, слышу - на лестнице кто-то плачет. Смотрю - Анна Акимовна. И как уж она горько плакала-рыдала! Я тихонько мимо ее пробежала; она меня и не заметила. Ужинать Анна Акимовна не пришла.
– Что это нашу Анну Акимовну от еды отбило?
– говорит Ефим, да так лукаво посматривает и весело.
– Я видела - она плачет на лестнице, - говорю я ему.
– Плачет?
– вскрикнул.
После ужина он сейчас выюркнул за двери. Мы с Мишею переморгнулись - себе за ним. Он прямо к хоромам; стал, послушал - плачет. Он туда. Месяц светит ярко, и лестница светла; а Анна Акимовна в темный уголок забилась. Он туда к ней - и обнял ее крепко, и целовать стал.
Как ахнет она! Глянула на него, узнала, да так и обвилась руками около его шеи и плачет-плачет!
Он ее на руках вынес из того уголка. Она вырываться - не пускает; поставил против месяца света.
– Ага, купеческая дочка, Анна Акимовна, - промолвил.- Теперь ты моя!
И так вымолвил, словно он врага своего лютого полонил, и у самого слезы две скатились, и такая усмешка злобная! Страшно и чудно на него смотреть тогда было.
Анна Акимовна только руками закрывается да плачет-плачет!
Утром они к барыне пришли. Ефим за руку ведет Анну Акимовну. Она такая печальная, заплаканная, словно на казнь он ведет. Барыня их приняла, удивилась и обрадовалась.
– Хорошо, хорошо, - говорит Ефиму, - женись, позволяю. Я к Аннушке привыкла.
И дала барыня им ручку поцеловать.
Ефим сейчас и гостей пошел сзывать, подарки невесте покупать. А невеста сидит, ему рубашку шьет, а сама разливается-плачет.
– Что ж, Анна Акимовна, - говорит Ефим, - что ж вы своих не зовете?
– У меня никого нет, - ответила.
– Хоть дальняя родня, а все родня, - вы позовите.
– Хорошо, - говорит.
Позвала Анна Акимовна купеческих девушек на девичник. Пришли, все такие разряженные, в шелковых платьях, у одной золотая цепь на шее висела, и в ушах серьги драгоценные сверкали. Была это троюродная сестра Анны Акимовны.
К Ефиму никто не пришел. А уж как Анна Акимовна боялась убогих гостей! Чуть дверь отворяется - она в лице изменяется.
Купчихи сидели около стенок, чинно так, и орехи грызли. Невеста целый вечер проплакала. Ни песен, ни веселья не было; только один Миша утешался.
На другой же день - под венец.
Купчихи собрались еще нарядней: набелились, нарумянились. Ефимовых гостей все нету. Перевенчались и приехали все, со всеми гостями, домой. Взял Ефим с умешкой молодую жену и ведет, а на пороге их встречает хлебом-солью мужичок в зипунишке ветхоньком, в лаптишках. Невеста глянула и зашаталась. А Ефим ее, ближе подводит и кланяется в пояс тому мужичку.
– Злодей!
– прошептала молодая.- Злодей!
Все купчихи словно окаменели, - стоят, смотрят так, будто ждут выстрела из пушки. Входят в избу, и в избе на лавках все в лаптях сидят… Купчихи глянули и пятятся к дверям, губы поджимают, платья свои шелковые подбирают, - обиделись, взъерошились…
А Ефим их упрашивает, двери им заступает:
– Что спесивитесь больно, гости дорогие? Да не обидьте, не огорчите: погуляйте на свадьбе!
А купчихи надулись, к стенке лицом от него отвертываются.
Тогда он им двери настежь.
– Была бы вам честь предложена, а от убытку бог избавил! Проживайте без нас, а мы-то без вас проживем!
Купчихи так табуном и понеслись к двери; зашумели промеж собою по-шмелиному.
– Анна Акимовна!
– крикнул Ефим.
– Угощайте дорогих гостей! Нарочно по всему городу бегал, искал таких, чтоб вам понравились. Что ж вы приуныли-то? Поживется - слюбится!
Понемногу все опомнились, обошлись, - а то ведь даже и повар удивился, - пьют, здоровья, многих лет молодым желают, целоваться их заставляют.
Анна Акимовна потеряна совсем, - вся дрожит, кланяется, целуется; словно она себя не помнит; потом села на лавку, и гости все разошлись, - она не шевельнулась. Говорили - не отвечала, не глянула.
На другой день она захворала и долго пролежала больна. Барыня к ней лекаря присылала. Он ее спрашивал - молчала. Лекарь ее дурою назвал и, по своему уж разумению, ей какое-то лекарство дал. Не приняла.
Ефим стал крепко тревожиться, затужил, закручинился. Целые ночи над нею просиживал и все, бывало, глядит на нее. А она его глаза встретит - отвернется; голос его послышит - вздрогнет.
А все-таки он суров с нею был; хоть видно уж по всему, что любил, а суров был. Только раз он ее нежными словами просил, - это чтоб лечилась. Уж как он тогда ее просил! Она только отвернулась. После того еще суровей он сделался, еще угрюмей и насмешливей. В черных его кудрях седина засветилась.
Никто не думал, чтобы Анна Акимовна оправилась. Сбирались уж ей гроб покупать, а она выздоровела. Переменила ее болезнь так, что и сказать нельзя: такая стала тихая, смирная, - водой не замутит.