Купеческий сын и живые мертвецы
Шрифт:
Глава 12. До настоящего заката
1
Кошки всегда приземляются на четыре лапы — это Иванушка давно усвоил. Так что Эрик, хоть и едва живой после схватки с лазоревой, успел сделать в воздухе акробатический разворот — повернулся лапами к земле. Но летел-то он не на землю! Иванушка ахнул, понимая: спасти котофея он не успеет. Даже если мгновенно к нему ринется. Тот прямо сейчас размозжит себе рыжую башку о ребристый древесный ствол.
Однако до этого ствола Рыжий не долетел
Лицо Кузьмы Алтынова было запрокинуто. И взгляд своего единственного глаза он вперил в кота. Глядел на него, не отрываясь.
Когда-то в одной из книжек, имевшихся в уездной библиотеке, Иванушка вычитал словечко «левитация». Оно означало фантастическую способность живых существ летать по воздуху, но, конечно, тогда купеческий сын ни на миг не поверил, что подобное возможно. Ну, не был же он и в самом деле Иванушкой-дурачком! И вот вам, пожалуйста: мало того, что его дед левитировал давеча, когда перемещался в воздухе над землёй. Так теперь купец-колдун ещё и заставил левитировать кота. Хотя — Кузьме Алтынову это явно давалось нелегко. Вся его скрюченная фигура с несуразно отросшей рукой выражала крайнюю степень напряжения. А на согбенной спине широко разошлась прореха: сделанный каким-то острым орудием разрез. И сквозь эту дыру, располагавшуюся над левой лопаткой деда, Иванушка снова разглядел замаскированную кем-то смертельную рану.
— Дедуля, — прошептал купеческий сын — говорить громко он опасался, как если бы лишнее колебание воздуха могло прервать немыслимое парение Эрика в воздухе, заставить его всё-таки врезаться в дерево, — опусти его на землю! Пожалуйста!
И Кузьма Алтынов сделал даже больше, чем его просил внук: не просто вернул кота на землю — плавно перенес его по воздуху к самым ногам Иванушки. И бережно опустил на траву. Эрик ошалело встряхнулся, как если бы на него только что выплеснули ковш ледяной воды. А потом запрокинул голову и уставился — не на своего хозяина, а на уродливую фигуру купца-колдуна.
«Интересно, — спросил сам себя Иванушка, — что может думать кот обо всех этих мертвецах-калеках? О девице с одной рукой, которая чуть было не убила его? О горбатом одноглазом мужике, который заставил его летать по воздуху? Кот может решить, что он сошел с ума? Или нет?»
Однако котофея, похоже, все эти странности совсем не занимали. Он фыркнул и отвел взгляд от купца-колдуна, словно бы говоря: подумаешь, ничего особенного. А потом — поразительное дело! — уселся на землю и с самозабвенной тщательностью принялся вылизываться.
Иванушка облегченно выдохнул — он только теперь понял, как долго задерживал дыхание. А потом перевел взгляд на своего деда — окинул взглядом его всего, от согбенной спины и до руки с множеством локтей. И — снова едва не забыл дышать, когда увидел, как на сей раз переменилась эта рука.
2
К
Впрочем, говорить — устами Зины Тихомировой — Иванушкин дед пока еще мог.
— Силы мои на исходе, Ванятка, — прошелестел он. — Так что не стану рассусоливать. Ежели ты понял, что заставило меня вернуться, то поймешь и остальное.
И дальше он говорил так тихо, что Иванушке пришлось целиком обратиться в слух, чтобы разбирать его слова. Что, возможно, было и к лучшему: так он мог не всматриваться в пергаментное лицо Зины. Не ужасаться его омертвелости. И не думать о том, что всё, с ней произошедшее, лежит на его совести.
Сказанное дедом отчасти подтвердило догадки Иванушки. Но во многом — стало для него полным откровением. И он в изумлении покачал головой, когда дослушал Кузьму Алтынова.
— Так ты понял меня? — спросил купец-колдун. — Скоро зайдет солнце, и мне пора уходить. Я не могу ждать.
— Я понял, — кивнул Иванушка — и обернулся к деду, вгляделся в его настоящее лицо. — И готов исполнить всё то, чего ты требуешь, дедуля. Но не мог бы и ты сделать для меня кое-что?
— Вернуть твою подругу к жизни я не могу, — едва слышно прошелестел Кузьма Алтынов. — Не смог бы, даже если бы и захотел.
«А ты еще и не хочешь этого делать, дедуля! — подумал Иванушка. — Ну, да ладно! Если Бог даст, я и сам с этим управлюсь».
— Я хотел о другом попросить, — сказал он. — Скажи мне, где сейчас батюшка? Тебе ведь это известно? Ты сказал мне: я снова его увижу, когда сделаю, как ты велишь. Но я должен знать: с ним ничего плохого не случилось? Ты говоришь, что я должен без промедления уходить отсюда, но я не уйду, пока этого не узнаю.
Кузьма Алтынов что-то ответил внуку. Но так тихо, что Иванушка опять повернулся к Зине — надеясь по движениям её губ понять, что скажет ему дед.
— Дедуля, я не разобрал! Повтори, пожалуйста! — попросил он.
Однако его дед ничего ему не повторил. Его рука цвета бледной поганки отпала вдруг от головы Зины — с почти непристойным чмоканьем. А потом начала очень быстро, сустав за суставом, втягиваться в черный пиджачный рукав купца-колдуна. И только слышались частые сухие щелчки, когда очередной локоть входил в дедово плечо.
— Дедуля, нет! Погоди! — воскликнул Иванушка.
Но он уже и сам понял, что «годить» его дед не станет. Солнце вот-вот должно было закатиться по-настоящему, и, стало быть, Кузьме Алтынову всего ничего оставалось пребывать в более или менее человеческом облике. Эрик перестал, наконец, намывать морду лапой — снова вперил взгляд своих желтых глазищ в купца-колдуна. А тот крутанулся на месте — повернулся к внуку спиной, на которой зияла прореха. И прыгающей походкой устремился прочь.