Купеческий сын и живые мертвецы
Шрифт:
Зина смежила веки, и это напугало Иванушку до чертиков. Но, когда купеческий сын опустил девушку наземь, глаза её тут же открылись вновь.
4
Зина сморгнула несколько раз, коротко выдохнула, а потом подняла на Ивана Алтынова широко распахнутые чёрные глаза — блестящие и снова живые. В глазах этих плескалось несказанное изумление.
— А где же снег? — вопросила поповская дочка.
— Снег? — У Иванушки мелькнула нехорошая мысль: девушка, которую он любит, повредилась умом; однако потом он вспомнил про солнце, которое всё никак не желало закатываться, и спросил: — Когда
— Да тогда, когда подошла к кладбищенским воротам! Он был такой сильный — прямо настоящий буран! Но сугробов я сейчас не вижу...
— А что ты помнишь после этого — после того, как попала в буран? — задал Иванушка вопрос, который более всего его волновал.
Он понятия не имел, что станет делать, если Зина вспомнит, как через неё с ним говорил Кузьма Алтынов. И что именно он говорил. И как сама она лежала на земле с задравшимся подолом — который теперь, по счастью, расправился сам собой. И как под её ногами развалилась на части голова девицы-куклы в лазоревом платье, которая до последнего мига продолжала говорить Зининым голосом.
Зина молчала целую минуту, морщила лоб, хмурилась, а потом произнесла:
— Ничего не могу вспомнить, хоть убей! Вот — шёл снег, а вот — я уже очутилась здесь. Но ты мне так и не сказал, куда весь снег подевался?
— Да что ты, Зинуша, — проговорил Иванушка с невыразимым облегчением, — какой же может быть снег в августе? Тебе все примерещилось!
Не похоже было, что девушка ему поверила. Она уже открыла рот — явно собираясь спросить о чем-то ещё. Однако Иванушка её опередил.
— Пойдём! — сказал он и за руку поднял её с земли; рука Зины была тёплой, живой и, главное, рук этих у неё было две. — Нам надо зайти кое-куда, а потом уходить отсюда — возвращаться домой.
Он понятия не имел, сколько времени у них есть в запасе — как давно Кузьма Алтынов сказал, что до настоящего заката осталось три четверти часа. И первым побуждением Иванушки было — проводить Зину до ворот, отдать ей Рыжего, а потом вернуться сюда уже одному. Однако Иванушка помнил, что произошло после того, как несколько часов назад он отослал отсюда Зину. Да и не был он уверен, что девушка согласится уйти без него. Он видел, каким взглядом она окинула свою двойницу в лазоревом платье — которая походила теперь вовсе не на саму Зину, а на разлезшееся по швам огородное пугало. Во взгляде этом сквозило упрямое торжество — как если бы поповская дочка помнила что-то, о чем не желала сейчас говорить. Не сумел бы Иванушка во второй раз спровадить восвояси девушку, у которой был такой взгляд.
— Ты отправила телеграмму, о которой я тебе говорил? — спросил он.
— Да, — кивнула Зина, — сделала всё, как ты велел. Только я не поняла, кто она тебе — эта Татьяна Дмитриевна Алтынова, которой я телеграфировал в Москву?
— Я непременно представлю тебя ей, когда она приедет! — пообещал Иванушка. — Тогда ты всё и узнаешь.
«Если она приедет, — тут же поправил он себя мысленно. — Раз уж она ни разу не выбралась сюда за всё это время, то и теперь может не приехать…»
Да, получив такую телеграмму, какую отбила Зина, его мать не могла — не должна была — сделать вид, что это её не касается. Но в Москве ли она была сейчас? А что, если она отправилась путешествовать — как уже не раз случалось?
— Вот уж не думала, что ты, Ванечка, любишь интересничать! — рассмеялась между тем Зина, потом заозиралась по сторонам и спросила: — А где моя вторая туфля? Ты не знаешь?
Иванушка
— Я видел закат, которого не было. Ты видела снег в августе. Кто-то заставил нас видеть всё это. Вот он и любит интересничать, а я просто...
Купеческий сын не договорил — осекся на полуслове. И замер на месте, уже подняв Зинину туфельку и держа её в руках. Только теперь Иванушка уразумел, почему его дед так настойчиво гнал его с погоста. И что имел в виду, когда говорил: Эрик Рыжий не сможет больше его, Ивана Алтынова, защищать от ходячих покойников.
В предзакатном свете — который, похоже, теперь и вправду предвещал скорый заход солнца, — Иванушка увидел, как с разных сторон к ним приближаются какие-то рваные, шатающиеся силуэты. Очертаньями они напоминали человеческие фигуры — что правда, то правда. Вот только в тех местах, где у людей находятся лица, у них имелись те самые скалящиеся хари, какие давеча напомнили Иванушке исступленные от ярости морды бездомных псов.
В три прыжка Иванушка подскочил к Зине, бесцеремонно схватил её необутую ногу и вдел в туфельку. Потом левой рукой стиснул Зинину ладонь, правой — подхватил под брюхо Эрика и сунул его девушке в свободную руку, а затем подобрал, наконец, с земли свой шестик-махалку с изгвазданной белой тряпицей на конце.
— Бежим! — Иван Алтынов потянул Зину за собой — однако не к воротам погоста: в противоположную сторону.
Глава 13. Пожарный
1
Если бы даже Иванушка принял другое решение — бежать к воротам, — им с Зиной всё равно пришлось бы повернуть обратно. Восставшие мертвецы перекрыли бы им путь. Ведь большая их часть двигалась именно со стороны входа на погост. Так что — решение Иванушки последовать за дедом в алтыновский склеп казалось не таким уж неразумным. Точнее, казалось бы — если бы не привело купеческого сына и его спутницу в западню.
Да и сам путь к каменному строению с витражным окном едва их не погубил. Эрик Рыжий хорошо видел восставших покойников в предзакатных сумерках, которые царили под столетними липами погоста. Смотрел на них с диким выражением в желтых глазах. И беспрерывно издавал угрожающее утробное гудение. Однако Кузьма Алтынов был прав: никого отпугнуть котофей уже не мог. Так что пришлось Иванушке отмахиваться от рваных шатунов своим шестиком-махалкой. Он даже не пытался попасть безобразным существам именно в голову — бил куда попало. Слишком уж мало времени оставалось до заката — настоящего заката. И слишком важно было купеческому сыну переговорить с Кузьмой Петровичем до того, как солнце зайдет. Ведь Иванушкин дед не скрывал: после захода солнца он сам станет таким же, как другие восставшие мертвецы Духовского погоста.
И за всеми событиями этого бесконечного дня Иванушка ухитрился напрочь позабыть о том, что дверь, ведущая в фамильный склеп Алтыновых, сорвана с петель. Вспомнил об этом, лишь когда увидел пустой дверной проем — в котором стоял, будто поджидая их с Зиной, купец-колдун. Его согбенная фигура доходила лишь до середины дверной притолоки, так что хорошо было видно: внутри каменного строения царит уже и не сумрак, а почти что полная темнота.
— Дедуля! — Иванушка остановился так резко, что Зина, которую он по-прежнему держал за руку, не успела замедлить бег и едва не упала.