Купеческий сын и живые мертвецы

Белолипецкая Алла

— Смотри, Ванечка! — воскликнула она. — Да ведь это папенькина бричка!

Иван вскинул голову. Впереди и вправду маячили очертания одноконной брички с двумя фонарями по бокам. А рядом застыл, будто в оцепенении, дородный мужчина в священнической рясе.

3

Протоиерей Тихомиров видел в тусклом свете, как к нему приближаются медленным шагом две фигуры. Одна из них вне всякого сомнения принадлежала его дочери Зинаиде — уж её-то он при любом освещении узнал бы. А вот насчёт её спутника у священника в первый момент возникли сомнения. С одной стороны, этот рослый, плечистый молодой человек по внешним приметам походил

на сына церковного старосты, купца Алтынова — Иванушку. Но, с другой стороны, назвать Иванушкой этого молодого человека у отца Александра, пожалуй что, уже не повернулся бы язык. Что-то неуловимо, но явственно переменилось в Иване Алтынове за то короткое время, что минуло с момента их последней встречи. И походка его сделалась иной, куда более твёрдой. Это виделось отцу Александру совершенно отчётливо даже сейчас, когда молодой человек переставлял ноги в явном утомлении. И голову он держал теперь как-то не так. Если бы священник не знал Ивана Алтынова с самого его появления на свет, то мог бы решить, что в посадке его головы появилась лёгкая надменность. А главное — он крепко держал за руку его дочь Зину, чего прежде никогда в жизни себе не позволил бы!

Впрочем, даже не это поразило отца Александра более всего. Да что уж там говорить — привело кроткого священника в состояние, которое вполне можно было охарактеризовать словом "ярость". Вид этих двоих свидетельствовал... Впрочем, о чём именно он свидетельствовал, священник даже не решился додумать. Иначе, чего доброго, он ещё набросился бы с кулаками на Ивана Алтынова — которого он когда-то крестил и к которому относился чуть ли не как к родному сыну!

— Папенька! — воскликнула Зина, заметившая отца. И попыталась высвободить ладонь из руки своего спутника — побежать к отцу.

Но не тут-то было: Иван Алтынов её руки не выпустил — только пошёл чуть быстрее. Так что очень скоро они оба предстали перед проиереем Тихомировым — во всем своём безбожном безобразии.

Зина мало того, что оказалась простоволосой — она ещё и задевала куда-то свои туфли: шла по лужам в одних чулках. Причём чулки её успели уже так изорваться, что на обеих ногах из них выглядывали пальцы. Но это было ещё что! Зинино платье превратилось чуть ли в клочья, так сквозь прорехи в нем проглядывали не только руки и плечи дочери священника, но даже и её панталоны. Длинные чёрные волосы девушки растрепались и свисали по плечам и вдоль спины. А лицо Зины выглядело так, как если бы она только что умывалась грязью или лежала лицом вниз на земле.

Да и её спутник смотрелся вполне соответствующе. Его изгвазданные грязью, заплатанные штаны с него сползали — не сильно, но вполне заметно, — поскольку в них не было пояса. На обеих ладонях Ивана Алтынова темнели какие-то заскорузлые повязки. Его светло-русые, с рыжеватым оттенком волосы чуть ли не стояли дыбом. А рубаха, когда-то наверняка — белая, стала похожа своими фигурными пятнами на размытое водой акварельное полотно. И в довершение всего под рубахой он тащил своего кота.

Священник знал, что этого наглого зверя зовут Эриком Рыжим, в честь знаменитого викинга. И впервые ему пришло в голову: да ведь и сам Иван Алтынов смахивает и телосложением, и светлой мастью на какого-нибудь скандинавского воина! Пожалуй что, Иванушка всегда на него смахивал. Но, покуда он оставался Иванушкой, сходство это совершенно невозможно было заметить. Зато теперь она приступило столь явственно, что Александру Тихомирову, хочешь — не хочешь, вспомнились исторические сведения о том, как вольно вели себя варяжские воины с девицами. И протоиерей раскрыл уже рот, чтобы вопросить грозно: "И как это всё понимать?" Однако ничего произнести не успел, поскольку его опередил Иван Алтынов.

— Добрый вечер,

отец Александр, — проговорил он так спокойно и с таким достоинством, что священник снова усомнился на миг: а не ошибся ли он всё-таки, приняв этого человека за Иванушку Алтынова?

Но уже в следующий момент на священника накатил праведный гнев и он возопил:

— По-твоему, негодник, сейчас — вечер? И, по-твоему, его можно счесть добрым?

Как ни странно, когда Иван Алтынов услышал в свой адрес слово негодник, губы его тронуло подобие улыбки. Никаких угрызений совести он явно не испытывал.

— Папенька, это совсем не то... — начала было оправдываться Зина.

Однако бессовестный молодой человек сжал её руку, призывая к молчанию, и она не договорила.

— Прошу прощения за наш вид, — произнес Иван — снова без малейших признаков волнения или вины. — Зина и я — мы попали в весьма неприятную историю на Духовском погосте. Потому-то наша одежда и выглядит так скверно. Однако спешу вас заверить — чтобы предварить возможные упреки с вашей стороны: ничего предосудительного мы не совершали. Я счел бы для себя позором, если бы честь вашей дочери пострадала. И я очень рад, что вы уже вернулись в город. Ваша помощь может мне очень пригодиться.

Отец Александр сам ощутил, как у него раскрывается рот от изумления. И захлопнул его так поспешно, что у него клацнули зубы. Ещё никогда — ни разу за всю жизнь — Иван Алтынов не говорил вот так. Священник не только не слыхивал от него подобных оборотов речи, но даже и не предполагал, что купеческий сын способен их употребить.

— М-м-м... — Это нелепое мычание оказалось единственным, что потрясенный священник сумел из себя выдавить.

А Иван Алтынов между тем продолжал — по-прежнему без тени смущения:

— Я должен сейчас вернуться домой. И собираюсь пробыть дома до рассвета. А потом я вернусь сюда, к вам и к Зине. Надеюсь, вернусь не с пустыми руками. И расскажу вам, что я стану делать дальше. А до этого времени я настоятельно прошу вас обоих никуда не уходить дальше собственного двора. От этого будет зависеть ваша жизнь.

Отец Александр снова попробовал что-то промычать, на сей раз — с вопросительный интонацией. И, кажется, Зина поняла его без слов — тут же сказала:

— Я всё вам объясню, папенька — как только переоденусь и умоюсь.

— И я настоятельно рекомендую вам словам Зины поверить, — снова встрял в разговор новый Иван Алтынов. — Заранее предвижу, что рассказ вашей дочери может показаться вам немыслимым, а потому считаю своим долгом вас предупредить: вплоть до моего возвращения вы ни в коем случае не должны пытаться проверить истинность её слов. Поверьте моему слову: идти на Духовской погост сейчас, пока не рассвело — равносильно самоубийству. Да, и вот ещё что. — Купеческий сын вытащил из-за пазухи своего кота и протянул его Зине, которая тут же приняла упитанного зверя на руки. — Пусть Рыжий пока побудет у тебя, Зинуша. Не хочу тащить его сейчас в свой дом.

4

Валерьян Эзопов превозмог себя. Кое-как он поднялся с дивана в гостиной и вышел на освещенное масляными лампами парадное крыльцо дядиного дома, подле которого уже стояла наготове запряженная парой лошадей коляска. Валерьян не имел намерения ехать к исправнику вместе с Лукьяном Андреевичем Сивцовым, который в эту коляску уже забрался. Нервы Валерьяна и без того были на пределе. Однако он решил, что будет странно и даже подозрительно, если он не выйдет, чтобы дать напутствие дядиному старшему приказчику. В конце концов, в отсутствие Митрофана Кузьмича и его сына именно Валерьян становился главным мужчиной в доме.