Купеческий сын и живые мертвецы
Шрифт:
— Я думаю, — сказала Софья Кузьминична, — твоя Зина верно поняла последние слова Мавры. Я и сама тогда, много лет назад, подивилась: с чего бы это Петруше было связываться с ключницею? Она ведь и старше его была, и красотой не блистала. А главное... — Она умолкла на полуслове и посмотрела на племянника словно бы с жалостью.
Впрочем, тот сперва о смысле этого взгляда не догадался. Ивана будто тёплой волной окатило, когда он услышал от тетеньки: твоя Зина. И он чуть ли не полминуты лелеял в себе это ощущение, смаковал его — так оно ему оказалось приятно. Но тетенька не отводила от него глаз,
— Вы хотели сказать: главное — у него уже тогда начинался роман с моей матушкой? Выходит, вы об этом знали ещё до того, как они решили вместе покинуть Живогорск?
— Вместе сбежать, — хохотнул Валерьян; но на сей раз его кузен-племянник бить его не стал — отнюдь не та давняя история волновала его теперь.
— Я догадывалась об этом, — сказала Софья Кузьминична, — и твой батюшка догадывался тоже. У Петруши по всем признакам был с кем-то роман на стороне, вот только мы не знали наверняка — с кем. А теперь я думаю: может, он с Маврушей нарочно сговорился — чтобы она ему подыграла? Создала для всех видимость, будто ребёнок от него, чтобы снять с Татьяны подозрения в адюльтере?
— Скорее уж, — заметил Иван, — Мавру Игнатьевну уговорила так поступить её воспитанница Татьяна — моя мать.
И тут Валерьян снова подал голос с полу:
— Вот они прибудут в Живогорск завтра — вы их обоих и сможете обо всем расспросить: и Татьяну Дмитриевну, и моего не-отца Петра Филипповича.
— Да с какой же стати Петру Филипповичу завтра сюда прибывать? — изумилась Софья Кузьминична — даже перестала баюкать безжизненную правую руку левой рукой.
Но Валерьян изумился даже ещё больше, чем она. Даже перекатился на бок — явно для того, чтобы вглядеться в её лицо. Оценить, не морочит ли она ему голову? А потом — быть может, сам того не замечая, — снова поглядел куда-то Ивану за спину.
— Разве ж не вы сами о том говорили мне давеча, маменька? — медленно выговорил он.
И, к удивлению Ивана, его тетенька вдруг рассмеялась — смехом звонким и молодым. Как будто ей не пятьдесят лет было, а самое большее — двадцать пять. Казалось, она даже боль в сломанной ключице перестала ощущать.
— Так вот почему, друг мой, ты грянулся в обоморок при нашем прошлом разговоре? — воскликнула она. — Испугался, что твой батюшка едет в Живогорск?
— Но разве не это вы имели в виду, когда говорили... — начал было спрашивать Валерьян, но осекся на полуслове.
Иван проследил наконец-то направление взгляда своего мнимого кузена. И, шагнув к развалившемуся на части гамбсовскому стулу, выдернул из-под лопнувшей гобеленовой обивки толстую книгу в ярко-красном переплете.
2
Зина даже не предполагала, что её папенька станет так бушевать, когда поймет, что она поднималась на чердак и копалась в вещах своей бабки Агриппины. Да что уж там: куда больше поповская дочка опасалась отцовского гнева, вызванного её возвращением домой посреди ночи — в обществе Ивана Алтынова. Но — об этом её папенька будто совсем позабыл. Когда они после отбытия Ивана вошли в дом (Зина — с рыжим котом на руках), отец Александр отправился к себе — переодеваться в сухое. И только на ходу бросил дочери:
— Поди — умойся да смени платье! А то, неровен час, простынешь.
И Зина облегченно перевела дух.
А вот теперь, когда она стояла перед
— Я миллион раз тебе говорил, — орал он, словно полоумный, — чтобы ты не смела даже прикасаться к бабкиным пожиткам! И матушка твоя миллион раз тебе о том напоминала. А ты — что?! Как мы — из дому, так сразу — лезть в бабкин сундук?
Зина мысленно ругала себя последними словами за то, что забыла убрать от чердачного люка лестницу — слишком торопилась к Ванечке, выручать его. И, само собой, папенька мгновенно догадался, для чего его единственная дочь на чердак поднималась.
— На всех её вещах — проклятие! — продолжал между тем буйствовать отец Александр. — И ты — уже не дитя, должна это понимать! Неужто ты душу свою бессмертную погубить решила?..
И это было уж слишком! Не верила Зина, что погибель её души спрятана под крышкой бабкиного сундука. Ну, вот что хотите делайте — не верила! И она воскликнула — понимая, что позволяет себе непростительную дерзость:
— Ну, так что же вы, папенька, все эти вещи не выбросили, ежели они так опасны? Знаю, сжечь их вы опасались, ну, так закопали бы их где-нибудь — и вся недолга! Отчего ж вы не удосужились этого сделать — оставили их в доме?
Из её отца при этих словах будто выпустили весь воздух. Плечи его поникли, углы губ опустились книзу, и даже его чёрная борода словно бы обвисла — стала походить на грязную паклю.
— Да, верно, есть и на мне грех... — Теперь он уже не кричал — шептал едва слышно, как что Зина даже сделала к нему полшага, чтобы разбирать его слова. — Матушка твоя всегда говорила, что Агриппина её предупреждала — дескать, она и с того света вернётся, если кто-то решит уничтожить её имущество. Вернётся — и покарает расхитителя. Вот я и малодушничал... И справедливо, дочка, ты меня пристыдила. Но теперь моему малодушию конец.
И с этими словами он пошагал к приставкой лестнице, которая так и стояла, упершись верхней частью в край распахнутого чердачного люка.
3
Валерьян чуть не завопил в голос: "Положи на место!", когда увидел в руках Ивана красный гримуар. Однако сумел сдержать крик — понимал, что это ничему не поможет. Все свои надежды он возлагал теперь на иное. А потому только процедил сквозь зубы:
— Ну, вот, братец Иванушка — ты хотел изучить эту книгу, так давай, изучай!
Между тем Софья Эзопова тоже страшно заинтересовалась находкой Ивана. Она встала со стула (поморщившись — явно от боли, — но не издав ни малейшего стона), и, продолжая придерживать поврежденную правую руку, подошла к своему племяннику вплотную. Встала так, чтобы и ей видеть страницы книги, которую тот раскрыл на оглавлении.
И тут Валерьяна ожидал очередной сюрприз. Хотя уж к ним-то он мог бы и привыкнуть. Взять хотя бы маменькино заявление насчёт того, что кумушек Живогорска ожидает известие о двух мнимых покойниках — не об одной только Татьяне Дмитриевне Алтыновой. Валерьян-то решил: вторым возвращенцем с того света окажется его отец, Петр Филиппович Эзопов. А теперь всё указывало на то, что тот и не отец ему был, и в Живогорск приезжать не собирался. По крайней мере — завтра. Так что хоть в этом смысле можно было ненадолго перевести дух.