Купель дьявола
Шрифт:
— Я не возражаю, доктор.
Усы и бакенбарды Александра вздыбились, а обширная, и без того румяная лысина — покраснела. Он отвел в сторону Владимира Михайловича и что-то шепнул ему на ухо. Юхно вернулся ко мне.
— Это будет стоить сто пятьдесят долларов. И двадцать пять долларов за визит, — донес он до меня скромное пожелание ветеринара. — Надеюсь, сумма для вас необременительная?
— Нет.
— Вот и отлично, — ветеринар подхватил мертвое тельце кота. — Подъезжайте утром, девушка, я смогу сказать вам что-то определенное.
— Спасибо…
Крошечный остров Пупия Саллюстия
— Ну, слава богу, — сказал Владимир Михайлович. — Хоть что-то вас задело.
…Я думала о Пупике все то время, пока с меня снимали показания. Ваше имя и фамилия, девушка… Вы находились в доме по приглашению хозяина? Да. В каких отношениях вы состояли? Мы близки… вернее, были близки… В котором часу вы поднялись, чтобы переодеться? Не помню… Сколько времени вы провели в спальне? Не знаю, может быть, что-то около сорока сорока — пяти минут… Когда вы в последний раз видели Титова? Не помню… Где вы в последний раз видели Титова? На лужайке, перед домом. О чем вы разговаривали с ним? Не помню… Ничего не значащий разговор, самый обычный разговор… Нет, я не первой обнаружила тело Титова, я обнаружила тело Титова вместе со всеми. Почему я решила, что он в кабинете и что дверь нужно вскрывать? Потому что это была единственная дверь в особняке, которая оказалась закрытой. Так, во всяком случае, я поняла из действий телохранителя Титова. Вы находились в спальне? Да. И не слышали ничего? Ведь кабинет находится прямо под ней. Нет, я абсолютно ничего не слышала, в доме хорошая звукоизоляция…
О своем маленьком приключении в спальне я умолчала — это выглядело бы торопливой попыткой сконструировать себе алиби.
Когда дознаватели выпустили меня из своих цепких лап, я постарела сразу на несколько лет. Лавруха, которому подобный допрос с пристрастием не грозил, принялся утешать меня.
— Ну, успокойся, старуха. Тебя никто ни в чем не подозревает. Ты жива, а это главное…
— Я жива, а Пупика нет…
— Заведешь себе еще одного кота. Назовешь тем же именем…
— О чем тебя спрашивали, Лавруха?
— О том же, о чем и всех. Где был, что пил, как здесь оказался…
— И что ты сказал?
— Правду. Сказал, что коллега по работе любовницы хозяина.
— Очень остроумно. А Херри-бой?
— Лопочет на английском и делает вид, что совсем не понимает русского. Прямо как какой-нибудь негр на зачете по Кватроченто. Так ничего они из него и не выдоили. Пришлось мне взять на себя функции переводчика и сказать, что он крупнейший в мире специалист по творчеству Лукаса ван Остреа…
— А они?
— Спросили, кто такой Лукас ван Остреа.
— Понятно. Знаешь, Лавруха, перед тем как подняться, я видела его.
— Кого? Своего женишка?
— Да нет, Херри-боя. Он торчал перед картиной, в кабинете.
— Ну и что? Он же только за этим сюда и притащился. Чтобы сказать последнее прости.
— Да, я понимаю…
Я сказала, что понимаю, хотя не понимала ничего. Херри-бой просидел перед картиной гораздо больше времени, чем несчастный Титов, — и ничего с ним не случилось. Ничего не случилось со мной, Лаврухой и Бергманом, хотя именно мы находились в
В четыре утра, когда все показания были сняты, а тело Титова увезено в Питер для вскрытия, приехала Агнесса. Этой встречи я боялась больше всего, и все же мне не удалось ее избежать. Очевидно, она уже была введена в курс дела, поэтому сразу же дала мне пощечину.
— Убирайтесь из этого дома, убийца! — даже скорбь ее была надменной.
— Послушайте, Агнесса Львовна… Но она не слышала меня. Ее сын — единственный сын — сейчас находился в морге.
— Если окажется, что ты… Ты, дешевая шлюха, причастна к этому… Хотя бы косвенно… Я упеку тебя на всю катушку. Я добьюсь этого…
— Мне жаль…
— Тебе жаль? — она задохнулась от ярости и горя.
— Поверьте…
— Все было хорошо, пока не появилась ты. Но ты появилась — и его больше нет… Лешенька…
Она глухо, без слез, зарыдала. И забытые на шее бусы из черного жемчуга тоже зарыдали вместе с ней. Я вспомнила несчастного Пупика и тоже зарыдала. Совершенно неожиданно она взяла меня за руку, а я уткнулась в ее почти невесомое прокуренное плечо. Мы простояли так несколько минут, а потом она так же внезапно отстранилась.
— Убирайтесь из моего дома. И своего кота заберите.
— Он умер.
— Все равно убирайтесь.
— Да. Я понимаю.
Лавруха и Херри-бой ждали меня на террасе. Я еще успела переговорить с Юхно, который принимал самое непосредственное участие в расследовании обстоятельств дела.
— Надеюсь, мне не нужно говорить вам о конфиденциальности?
— Не нужно.
— Если вскроются какие-нибудь новые обстоятельства, вам позвонят. А пока я рекомендовал бы вам никуда не уезжать из города.
— С меня никто не брал подписку о невыезде.
— И тем не менее… Это в ваших интересах.
— Я бы хотела знать о результатах вскрытия.
— Я сообщу вам об этом.
— Буду признательна.
…Под рассеянными взглядами охраны, в одночасье потерявшей хозяина и кормильца, мы покинули особняк. Ворота за нами захлопнулись наглухо.
— Хорошо погуляли, — не удержался Лавруха. — Славно время провели. Ну и втравила же ты нас в историю, Кэт…
— Это есть ужас… Dreadful unlucky chance [18] , — поддакнул Херри-бой. — Но что теперь будет с картиной?
18
Ужасный несчастный случай (англ.)
Мы с удивлением воззрились на неистового в своей страсти голландца.
— О чем ты думаешь, Херри? — укорил его Лавруха. — Человек погиб… Да ладно, человек… У Катерины кот подох… пардон, погиб… любимый. А ты опять с картиной!
Судя по всему, после коньячных возлияний на пляже Херри-бой и Лавруха перешли на “ты”.
— Я думаю… Может быть, уместно поговорить о картине с матерью покойного? Может быть… Голландцы были бы счастливы.
Я не могла говорить обо всей Голландии, но то, что Херри-бой будет счастлив, — в этом не было никаких сомнений.