Купель дьявола
Шрифт:
— Она позвонила, вы приехали, и… — Марич принялся грызть колпачок ручки, совсем по-детски: в пятом классе я тоже грызла ручку, корпя над математикой.
— …и сразу же позвонила вам, — соврала я.
— А в комнату вы не входили?
— Заглянула, — если уж начала врать, то ври до конца, только тогда ложь сложится во вдохновенную правдивую партитуру: фаготы, валторны, арфа и большой барабан.
— Значит, заглянули.
— Поняла, что Жека… Евгения, моя подруга, говорит правду, и сразу-же позвонила. Вы очень оперативно приехали.
Марич пропустил мою мелкую заискивающую
— Я так понял, что вашей подруги не было несколько дней.
— Она была с детьми на даче, под Зеленогорском. У нее двое детей. Вернулась сегодня днем… И вот, пожалуйста.
— Это дети э-э… потерпевшего? — Кирилл Алексеевич проявил недюжинную для капитанских звездочек смекалку.
— Да. Но Быкадоров оставил их еще до рождения. Он много лет с ними не живет.
— Как же он попал в квартиру?
Точно так же, как попал в квартиру ко мне, материализовался из воздуха, вот и все. Для тела Быкадорова не было преград, будь то стена панельного дома или кожа влюбленной женщины.
— Должно быть, у него был ключ, — будет лучше, если я оставлю свое скорбное знание при себе. — Сохранился с прошлых времен.
— У кого еще был ключ от квартиры?
Только у меня и у Лаврухи Снегиря, крестных папы и мамы двойняшек. Теперь крестная мама сидела перед капитаном Маричем, а крестный папа вот уже полтора месяца гнил в Псковской области, на реставрации какого-то храма. Почетная ссылка, если учесть, что до Псковской области Лавруха объездил пол-Европы и три месяца прокантовался в Мексике, изучая монументальное наследие Сикейроса [7] . Сикейроса он терпеть не, мог, но души не чаял в Латинской Америке. Именно оттуда он привез все свои баночки и патологическую любовь к латиноамериканцам.
7
Сикейрос Альфаро (1898 — 1974) — мексиканский художник
— Ключ был у меня, — сказала я, умолчав о Лаврухе: не стоит впутывать его в эти неприятности. — Он и сейчас у меня.
— Ну да. Вы ведь близкая подруга… Дверь на кухню приоткрылась, и в проеме дверей показалась лохматая голова.
— Ты сильно удивишься, Кира, но, кажется, это тот самый парень, который наследил у Гольтмана в Павловске. За ним еще пара дел. На него уже была ориентировка.
— Скоро закончите? — ни один мускул не дрогнул на лице Марича.
— Не можем найти его одежду. Не голым же он сюда ввалился, в самом деле, — пророкотала голова и исчезла.
— Н-да… — Кирилл Алексеевич откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня. — Слышали? Не такой уж он безобидный, бывший муж вашей подруги. Вы кем работаете, Катерина Мстиславовна, что-то я запамятовал….
— Запамятовали спросить, — огрызнулась я. — У меня арт-галерея на Васильевском.
— Так-так, картинная галерея, — ручка Марича зацарапала по бумаге. — Очень интересно. Фамилия Гольтман вам о чем-нибудь говорит?
Единственный Гольтман, которого я знала, золотушный Ося из параллельного класса, счастливый обладатель коллекции марок по экстремальным видам спорта, уже
— Нет. Фамилия Гольтман ни о чем мне не говорит.
— Странно. Вы занимаетесь картинами, у вас галерея, и вы слыхом не слыхивали об Аркадии Аркадьевиче Гольтмане…
Черт возьми, ну конечно же, полгода назад, трясясь в метро, я подсмотрела это имя в газете у соседа по вагону, мрачно читавшего газету. Аркадий Аркадьевич Гольтман был заключен в черную траурную рамку. Друзья и близкие скорбят о безвременной кончине… Крупный коллекционер… Камеи, миниатюры и коллекция живописи барокко…
— Подождите… Это коллекционер, да? Живопись барокко.
— Вот видите, — Марич почти влюбленно посмотрел на меня. — А говорите, что не знаете.
— Но ведь он умер что-то около полугода назад. Я читала некролог.
— Он-то умер, а наследники живы-здоровы. Вернее, наследник. Иосиф Семенович, племянник покойного. Его обокрали неделю назад. Судя по всему, бывший муж вашей подруги принял в краже самое непосредственное участие.
— Я должна воздеть руки к небу? — нагло спросила я, злясь на себя, а еще больше — на Быкадорова. Ну конечно же, мой святой Себастьян был фартовым вором, разве что слепой не заметил бы этого. Только фартовый вор мог легко проникать в чужие квартиры, взламывать чужие сны и без всяких отмычек отпирать сердца влюбленных женщин… А кража магнитолы много лет назад была лишь детской шалостью. Потом Быкадоров подрос и решил заняться чем-то более серьезным и респектабельным.
— Совсем необязательно. Мне бы хотелось посетить вашу картинную галерею. Где, говорите, она находится?
— Васильевский остров, угол Среднего и Шестнадцатой линии. Я бываю там с десяти до пяти, кроме суббот и воскресений. Милости прошу. Может быть, выберете что-нибудь для жены. Или тещи. Если, конечно, вы не стеснены в средствах.
— Увы, — интимно осклабился Марич. — Боюсь, что карман не позволит. Наше единственное богатство — это наши головы.
— Не переживайте, капитан. Бедность не порок.
Марич не нравился мне все больше и больше, я видела этого человека насквозь. Я читала его мысли. Еще бы, похититель произведений искусс!ва и владелица картинной галереи, ночной воришка и дневная сбытчи-ца — премиленькая связка альпинистов, след в след, полное взаимопонимание. Он уже выстроил схему, которой будет придерживаться, это было видно по его глазам и в морщинке между бровями.
— А вы занятная девушка, — промурлыкал Кирилл Алексеевич.
— Это вы тоже внесете в протокол?
— Воздержусь. Распишитесь, пожалуйста, — он подсунул мне листок, и я, не глядя, подписала его. — Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем.
Марич легко поднялся со стула, прошелся по кухне и выглянул в коридор.
— Пригласите хозяйку, — властно приказал он отирающемуся у входной двери участковому. — Она на лестнице.
— Может быть, не стоит? — я попыталась остановить капитана.
— Что стоит, а что нет, решаю я.
Решаешь ты, черт бы тебя побрал.
Я вышла из кухни со стаканом воды и отправилась на лестницу, где, всеми забытая, все еще сидела Жека. Отстранив неповоротливого участкового, я склонилась над ней.