Купидон с топором

Юнина Наталья

— Спокойной ночи, Илья.

— И вам спокойной, Ксения.

Глава 38

Иду к спальне, а сам боюсь увидеть пустую постель. Дожили. Открываю дверь и, к счастью, застаю Аню лицом в подушке, лежащую на кровати. Слава тебе, Господи.

— У тебя действительно так болит голова, что ты свалила, оставив меня наедине со своими родителями?

— Нет, — поворачивается ко мне, демонстрируя абсолютно злое выражение лица. — У меня болит не голова, а попа.

— Да что

ты? — смеюсь я, садясь на кровать.

— Не смешно! Меня мама избила ремнем по заднице! Мама! Да она в жизни меня не била, я думала, что получу ремня от папы, да от тебя в конце концов, а получила от нее. Это кошмар!

— Прям таки избила?!

— Ну не избила, но отхлестала несколько раз! Это удар по моему самолюбию, неужели ты не понимаешь? Посмотри на мои булки! — Аня привстает с кровати и поворачиваясь ко мне задницей, спускает трусы. — Видишь?!

— Ну немного красная попа. Хочешь я тебе ее мазью намажу?

— Намажь, а потом целуй, раз секса в этом доме не видать.

— Аня…

— Ну что Аня? Я что, так много прошу? Я можно сказать тебя полжизни ждала, чего такого-то? Ёжки-матрешки, я ж не святая, книжными любовными романами уже сыта не буду. Блин, — оседает на кровать. — Все не так, а как подумаю, что ремня дала мне мама, так вообще колбасит.

— Хорошо, я понял-все плохо. Только не ной, пожалуйста, у меня от сегодняшнего дня реально трещит глава.

— Тогда раздевайся, мажь мне попу и делай со мной приятные вещи, она сразу пройдет.

— Приятные для кого? — скидывая рубашку, интересуюсь я, а у самого в штанах все трещит от Аниной обнаженной задницы. Ну что за нахальная девчонка?!

— Для меня, конечно. Ты в свои тридцать три наверняка уже получил свою долю приятного с шестью особами. Мажь мои прекрасно-красные булочки, пока я тебе буду жаловаться, — приподнимается на кровати и стягивает с себя платье. Кидает его на пол и ложится на кровать попой к верху. — К сожалению, вынуждена признать, что тебе придется держать хотину в трусах. Стены у тебя фиговые, да и мне кажется, папа стоит под дверью.

— Все сказала? — стягиваю с себя штаны и ложусь в кровать.

— Ты чего?! А попа?

— Сама пройдет.

— Ну, Илья! Хотя бы поцелуй. Да ты мне просто обязан! — вскакивает с кровати, напрочь позабыв о беспокоящей ее заднице. — Мама сказала, что место моего пребывания сообщила некая София. Догадываешься кто это? — ну, кто бы сомневался, просто так она явно бы не уехала.

— Боюсь, что да.

— Твоя бабка нам все испортила. Все!

— Малыш, я очень устал. Уже ничего не изменить. Давай просто ляжем спать, а завтра ты пожалуешься на все, что хочешь.

— А булки-то погладишь сегодня?

— Поглажу. Плюхайся в кровать.

— Ладно, но пожалуюсь я сегодня. Купидонов?

— Чего?

— Спасибо тебе за то, что ты такой хороший.

— Кажется ты как-то говорила, что я гад.

— Самый лучший гад.

***

Ровно два дня мои родители

мелькают перед глазами. Хотелось бы мне сказать им, что пора отчаливать домой, да боюсь еще раз получить по заднице. В двадцать один год быть побитой ремней собственной матерью за то, что истрепала ей нервы, как-то не прельщает. Но в этой ситуации безусловно радует папа, который принял Илью, ну или просто хорошо притворяется. Хотя притворяться для него совершенно не характерно. Вообще, если бы не снова вынужденное соседство, то все могло бы быть идеально.

— Подай, пожалуйста, молоток, — доносится голос Ильи, который тут же выводит меня из моих раздумий.

— Конечно, Илья Купидонович, держите, — наклоняюсь к стулу, демонстрируя попу, обтянутую коротеньким летним платьем, и беру в руки молоток. — А ты знаешь, что стучать до девяти утра дурной тон?

— А ты знаешь, что святить задницей и грудью в любое время суток еще более дурной тон?

— По-моему, закона, который запрещает носить такие вещи-нет.

— Вот ты паскуденыш!

— Паскуденыш?! За что? — наигранно удивляюсь я, прикладывая руку к груди.

— Хотел бы назвать паскудой, да не хочу последствий. На кой хрен ты меня дразнишь? — зло цедит Илья.

— Я? Да ни за что. Мне больше нравится быть малышом или моей девочкой, ну твоей в смысле.

— Паскуденыш и ничего другого. Уйди с глаз долой, неужели не понимаешь, что я держусь из последних сил. И вообще, что с тобой такое? Прожила же ты как-то двадцать один год без секса, проживешь еще пару дней.

— Ну вот после того, как моя Хуанита познала твоего Хуана Педро, у меня возникла потребность в сексе. Нет, нет, не подумай, исключительно с тобой.

— Я тебя просил без этих дурацких кличек.

— Ой, да подумаешь, член изменила на что-то более приятное слуху.

— Последний раз говорю, прекрати меня дразнить и надевать такие шорты, юбки и прочую хрень.

— Видимо не судьба мне познать радость от секса, хотя может проблема не во мне, а в тебе, а я тут переживаю, — понимаю, что в очередной раз играю с огнем, но сдержанный и донельзя правильный Илья меня выводит из себя. — Ладно, ладно, я не буду тебе мешать ремонтировать комнату. Хотя знаешь, папа с мамой все же собираются на озеро с Матвеем. По крайней мере, вечером мама меня в этом уверяла, так что…

— Уверена?

— Точно тебе говорю. Вот пойдем и узнаем, они должны уже встать. И если уедут, то ту прям сам Бог велел шуметь. Не молотком, конечно.

— Доиграешься, Аня.

— Не каркай.

***

— Мам, а ты уверена, что вы хотите на озеро? Там нет голубой водицы, белоснежного песочка и шезлонга.

— Да мне плевать. Пока твой папа будет играть с Матвеем во что-то там с мячом, я лягу на вот этот чудный надувной матрасик, который Илья дал мне в пользование. Спасибо, кстати, — кивает в сторону Купидонова. — И после того, как Сережа мне его накачает, знаешь, что я сделаю?