Купленная. Доминация

Владон Евгения

Оказывается, врать — не такое уж и простое занятие, особенно, когда перед глазами до сих пор стоит возбужденное лицо Кирилла, а кожа немеет под фантомными следами его касающихся пальцев. Даже звучный тембр его пробирающего до поджилок голоса все еще прорывается в моей голове, будто пытаясь перекрыть мягкий баритон его отца…

Как я могу спрашивать о ближайшей встрече у другого, когда еще чувствую ноющее воспаление и сладкую боль, оставленную не более часа назад в моем влагалище членом первого?..

— Пока еще не знаю. Надо добраться до работы, разведать, так сказать, обстановку на месте, а уже потом строить график занятости на ближайшую неделю.

Единственное, что могу гарантировать прямо сейчас то, что обязательно тебе сегодня позвоню. Разве что, боюсь, это будет где-то ближе к вечеру. Возможно даже и к позднему.

— И, судя по всему, мы на вряд ли сегодня встретимся. — очень странно слышать в своем голосе нотки искреннего сожаления, при этом не испытывая его ни на грамм.

Как мало, на самом деле, нужно, чтобы вычеркнуть из себя сильную привязанность к далеко не слабому человеку. Всего-то — позволить другому вытеснить из себя чуть ли не целую прожитую жизнь за одну только ночь, за возможность потерять себя в живой клетке его сводящих с ума объятий и стать лишь ничтожной толикой-частичкой его всепоглощающей сущности.

Я не сразу поняла, что по моему лицу сбежала крупная капля слезы, а перед глазами все поплыло от переполнившей их влаги. Это какое-то чистейшее безумие. Почти умирать от блаженных воспоминаний о только что пережитом тобою рае и говорить относительно ровным голосом в телефон столь чудовищные по своему содержанию вещи.

— Я ничего заранее не предполагаю и не обещаю. Но, если тебя это хоть как-то успокоит, то я сейчас отдал бы многое только за возможность увидеть твое поплывшее от возбуждения личико прямо перед собой в эти самые минуты.

— Прямо в машине? — я провела сухой ладошкой по щекам, старательно стирая с них влажные пятна и дорожки от беззвучно пролитых слез. Только бы не всхлипнуть и не втянуть чуть забившимся носом шумно воздух, иначе точно выдам себя с потрохами. Или придется снова врать о легкой простуде или о том, что я прослезилась от счастья. Последнее явно было бы ни в тему.

Пришлось даже взять небольшую паузу, чтобы сглотнуть вставший в горле ком, зажмуриться и хоть как-то прогнать из головы и тела эти гребаные ощущения не пойми каких эмоциональных приступов.

— И чтобы ты со мной там сейчас сделал? — нет, это вовсе не смелость от в конец потерявшей совесть бесстыдницы, ничуть не стесняющейся произносить такое вслух при свидетеле-таксисте. Я прекрасно слежу за каждым слетающим с моих губ словом, едва не за ранее с особой тщательностью взвешивая каждое из них, как и отмеряя силу, диапазон и эмоциональную составляющую своего невинного девичьего голосочка.

— Если я сейчас начну описывать свои фантазии, то придется в срочном порядке съезжать с намеченного курса и ловить тебя где-то по дороге между и между. Боюсь, к таким головокружительным маневрам после десятичасового перелета я пока еще не готов.

— Ну хорошо. Так уж и быть. Потерплю еще денечек-другой, но не больше.

— Уверен, ты потратишь их с максимальной для себя пользой и заодно хорошенько подготовишься к нашей скорой встрече. — а вот это пусть и звучало, как мягкое и лишь "слегка" настойчивое пожелание, на деле таковым не являлось. И сейчас это выглядело так странно, еще и на фоне недавних "приказов" Кира в постели…

Что со мной на самом деле произошло? Не могла же я настолько резко и сильно измениться всего за несколько часов? Так ведь не бывает. Или все-таки бывает, просто я никогда раньше с таким еще не сталкивалась?

— Начинаю морально готовиться уже

сейчас. — уж что-что, а назвать это шуткой я бы рискнула с очень большой натяжкой, несмотря на то, что прозвучала она именно, как шутка.

Ни дать, ни взять Королевство Кривых Зеркал. Интересно, каким бы животным я там стала?

— Обещаю, Стрекоза, мы очень даже скоро увидимся, ибо хочу этого, как мне кажется, намного сильнее твоего…

И что это, черт возьми, означает? Обычная фигура речи или какой-то хорошо завуалированный контекст? К чему мне готовиться на самом деле? Стоит ли мне себя заранее накручивать или, наоборот, выискивать во всех произнесенных Глебом словах что-то, что должно меня хоть немного, но успокоить?

И почему мне все равно так страшно и нехорошо? Связь прервалась, а руки затряслись так, будто через меня пропустили мощнейший разряд электрического тока. Может попросить таксиста развернуться и поехать обратно к Киру? Потому что я впервые не знаю, что мне делать. Я еще не готова возвращаться в этот мир. Совершенно.

* * *

Спроси меня кто, какого хера я поперся на работу, когда до конца рабочего дня оставалось всего ничего — лишь несколько часов, найти разумного на это ответа все равно не смогу. Потому что НЕ ЗНАЮ. Может впервые (даже не представляю за какой период времени) во мне проснулось чувство ответственности, а то и целой вины. Вот так, да, прямо с ходу или с чего-то другого. Просто ударило в голову мощной струей мочи. А может целый день, проведенный со Стрекозой, повлиял на мой рассудок таким вот маразматическим финтом. Хотя, скорей всего, мне требовалось отвлечь свое внимание на что-то менее выедающее костный мозг и натягивающее нервы на барабан со ржавыми шипами.

Либо я сейчас чего-то просто недопонимал, либо не ожидал, что проснувшаяся из глубокой спячки интуиция шарахнет меня своим ядреным разрядом буквально по яйцам. Меня начало типать, слегка потряхивая, еще в тот момент, когда я усаживал Алю в такси, вызвавшись проводить ее до самой машины даже без малейшего на то сомнения. Сомнения появились чуть позже. Когда мы уже приближались к этому гребаному авто вроде как лучшего в городе такси-сервиса и меня пробрало в те секунды каким-то нереально дичайшим желанием схватить Стрекозу и, без лишних слов, потянуть обратно в свою квартиру. Сделай я тогда это на самом деле, не думаю, что увидел бы в ее глазах вопрошающее удивление. Уж кто-кто, а она бы точно меня поняла и без каких-либо на то объяснений.

Слишком рано? Я еще был не готов ее отпускать? Потому что не насытился до летального исхода ею всей? Мало ее трахнул? Мало довел до цикличных оргазмов и мало кончил сам?

Честно говоря, сам не понимаю, откуда мне хватило сил хотя бы на то, что я успел с ней вытворить. Подобные подвиги я еще никогда и ни с кем до сей поры не совершал. Но это больше походило на то, что не я управлял всем этим безумием, а оно мною, каждый раз заражая мое помутневшее сознание и изможденную плоть более сильным и куда неуемным, чем до этого, желанием. Желанием отобрать свою Стрекозу у целого мира, привязав к себе уже навсегда. Причем неважно чем. Буквально физически, или ментально. Заставить ее забыть обо всем, всех и вся. Прописаться, проникнуть ей под кожу буквально, чтобы считывать собственными нервами каждую зарождающуюся в ней эмоцию, чувство или самую незначительную мысль. Стать чуть ли не ее вторым я — постоянной тенью, следующей за ней где бы то ни было.