Купленная. Игра вслепую
Шрифт:
Зато оказавшись в машине, в пассажирском салоне, практически наедине со своими убойными размышлениями и не менее убийственными эмоциями, удержать нахлынувший на меня в тот момент мыслительный шторм не представлялось никакой возможности. Тогда-то я и вспомнила о многих подзабытых мною жизненных нюансах, на которые я почему-то перестала обращать внимание, как и следить за своим женским календарем. А все потому, что банально было некогда. Потому, что тот ад, который я успела уже пройти и пережить (и до сих пор продолжая переживать) вытеснил собой абсолютно все светлое, что было в моей жизни, включая надежду не важно на какое будущее — хоть на ближайшее, хоть на самое отдаленное.
И даже сейчас, оцепенев на удобных сидениях кроссовера, все еще ощущая звучащий в голове голос Кира и эфирную ауру от парфюмов и прикосновений его матери, я никак не могла поверить пробравшей
Хотела ли я сама, чтобы это оказалось правдой? И разве это не могло стать ответом-выходом из сложившейся ситуации, тем самым спасительным светом в конце тоннеля, о котором я боялась до недавнего времени даже мечтать? Пусть я и не была готова к данному потрясению ни морально, ни вообще никак, но от собственной природы, как оказалось, так просто не спрячешься. Рано или поздно — она возьмет свое. Жизнь найдет способ пробиться и отыскать путь к свету.
Разве что изводиться вопросом, чей же это был ребенок так же не хотелось, как и паниковать раньше времени. Правда, эта самая паника почему-то длилась недолго. Максимальные вспышки зашкаливающих страхов перепали лишь на два момента. Первый — в супермаркете, где меня приложило, как громом среди ясного, чистейшим шоком о забытой мною задержке, а второй уже дома, в ванной, после проделанных мною четких указаний-инструкций по самому тесту. И почему-то еще до того, как на нем проявилась судьбоносная вторая полосочка, я была в те затянувшиеся до бесконечности минуты более чем уверена, что беременна. Даже если бы она так и не показалась, а мне пришлось бы под каким-нибудь идиотским предлогом идти в ближайшую аптеку за тестами от других производителей.
Насколько сильно меня огорошило тогда? Наверное, совсем не так, как в магазине. Скорей всего, я успела уже свыкнуться с мыслью о предстоящей беременности, пропустив на подсознательном уровне все возможные с данным обстоятельством предположения, в том числе и окончательное решение касательно неизбежного в таких случаях вопроса — оставлю ли я этого ребенка или… А вот "или" оформляться в четкое "нет" совершенно не хотело. И даже не пыталось. Казалось, ему банально не было в сложившейся ситуации никакого определенного места, как, впрочем, и мне в том мире, куда меня по моей же неосторожности так опрометчиво занесло.
Может поэтому я и не видела причин паниковать дальше или метаться из угла в угол в поисках срочного выхода. Смысла для последнего уже не было. Он уже меня нашел. Мой маленький лучик света, еще такой совсем крошечный, но какой сильный и упрямый, способный буквально ослепить нежданным осмыслением чистейшего счастья именно там, где это, казалось, в принципе невозможно. Конечно, я опять разрыдалась, заглушая всхлипы ладонью и беспомощно усевшись прямо на пол, на мраморную плитку между унитазом и шкафчиком для полотенец. Но сказать, что это были слезы паники или отчаянья — не поворачивался язык. Даже если бы тест показал только одну полоску, я бы ей все равно не поверила, поскольку теперь и без всяких тестов ощущала это. Ощущала ее. Новую жизнь. Новый смысл. Надежду. Веру. И ничем непобедимую любовь…
Так что да. Их было несколько. Пусть от силы где-то четыре с половиной дня, но именно они помогли мне продержаться все это время уже без привычного для меня постоянного напряжения с изматывающим чувством убийственной безысходности. Я даже не видела смысла идти в больницу, чтобы сдать там анализы для окончательного подтверждения своей беременности. Зачем? Что изменят эти дни, тем более, если я и так знаю, что ношу под сердцем ребенка — самое драгоценное, что может случиться в жизни с любой женщиной. Не удивлюсь тому факту, что я и должна была пережить весь предыдущий кошмар,
Я же сумела прожить последние дни без гнетущего давления на измученную психику. Сумела убедить себя, что самое страшное уже позади и такие вещи просто не могут притягивать плохое. И Глеб… Он же не может быть прогнившим до мозга костей чудовищем, каким я его представляла все последние недели. Ведь я же что-то к нему раньше испытывала. И он захотел оставить меня себе едва ли от какой-то чисто извращенной прихоти. Что ему стоит найти мне замену и куда более покладистую, чем я игрушку, не влюбленную до трясучки в его единственного сына и не претендующую на место в его семье в качестве нежелательной невестки?
Может поэтому я и надеялась, что наша неминуемая встреча наконец-то привнесет тот самый переломный момент в происходящем в наших жизнях кризисе, который мы и создали собственными руками, расхлебывая теперь последствия каждый со своей стороны? Может поэтому и не стала передавать Маргарите Стрельниковой через водителя о том, что беременна и что знаю, как все исправить без ненужных планов побега или еще каких-то сумасшедших действий-идей. Потому что просто верила, что все это уже не нужно.
Может и вглядывалась сейчас в привычно спокойное и будто по жизни безэмоциональное лицо Глеба, пытаясь заглушить физический тремор рук, ног и даже сердца безуспешными мантрами о том, что все будет хорошо, все обязательно будет хорошо. По-другому просто и быть не может. И сегодня наконец-то все закончится. Ведь это не просто ребенок и каким-то чудом зацепившаяся во мне очень-очень маленькая жизнь, это наше общее будущее — самоисцеляющее, дарующее надежду на примирение и возрождение правильных отношений. Это чей-то сын и внук, живое счастье — маленькая копия обоих Стрельниковых. В последнем я была уверена на все сто. И этого Глеб просто не сможет не понять — не увидеть того, что видела сейчас я, как и не почувствовать…
— Хотел купить тебе по дороге какой-нибудь подарок, но… перед входом (уже не помню) какого магазина, вдруг понял, что не знаю… Не знаю, что в таких случаях дарить, да и нужно ли?
Как-то было уже странно видеть его не в привычном деловом костюме, а в добротном темно-зеленом (по любому, брендовом) джемпере с высокой горловиной и в серых брюках простого кроя, хоть и не из дешевой ткани. Такой домашний образ, мало сочетающийся с его извечной ипостасью бескомпромиссного Инквизитора.
Как только он приехал, Ольга Николаевна тут же покинула квартиру, а я после его телефонного звонка-предупреждения перебралась из гостевой спальни в ту самую гостиную, где мы в последний раз с ним расстались чуть больше двух недель назад. И, что примечательно, я запомнила очень хорошо, какой тогда был день — пасмурный, буквально мрачный, бьющий по психике и сознанию своим траурным унынием или беззвучно воющими тенями умерших тогда душ. Казалось, после того адского кошмара прошла целая вечность, а прочертившие воздух сквозь стекла большого окна золотые лучи послеполуденного солнца будто намерено вытесняли из окружающего пространства истлевшие давным-давно следы усопших призраков и связанных с ними дурных воспоминаний.
Я больше не хотела их чувствовать, вместе с гнетом пережитых потерь и изъедающей за них изо дня в день заслуженной вины. Наверное, поэтому Глеб мне и показался на удивление красивым и даже каким-то другим. Более приземленным что ли. Почти таким же, каким я его увидела в пентхаусе его элитного отеля. Только в этот раз я смотрела на него ни как на купившего меня клиента или неизбежного любовника. Я больше не могла воспринимать его ни как раньше до своей измены с Киром, ни монстром, покалечившим столько жизней из-за своих непримиримых принципов беспощадного диктатора. Банально не могла. Может благодаря бушующим в крови гормонам с преобладающими в них эндорфинами неконтролируемого счастья, а может и заполнившему огромную комнату жизнеутверждающим светом с очень теплой гаммой золотых оттенков, так идеально гармонирующих с черным мрамором и черной мебелью. В любом случае, этот день был слишком хорош изначально, чтобы закончиться чем-то плохим и непредсказуемо жестоким.