Куприн: Возмутитель спокойствия

Миленко Виктория Дмитриевна

Обстоятельства этой «операции» теперь уже не тайна, точнее, не все — тайна. Некоторые документы, раскрывающие детали переговоров, опубликованы. Однако это вершина айсберга, глубинные же смыслы скрыты, как говорится, в толще времени. Станут ли они доступны? Наверное, не скоро. Не скоро утихнут споры о том, понимал ли Куприн, что происходит? Какую роль сыграла во всем этом Ксения Куприна? Говорил ли Александр Иванович хоть фразу из того, что ему приписывали советские газеты?..

Несомненно одно: своим отъездом на Родину Куприн напоследок так хлопнул дверью, что вздрогнула вся русская эмиграция. Он снова стал возмутителем спокойствия.

Спецоперация

«Для эмигрантов в ту пору советское посольство было опутано какой-то тайной, легендой, — вспоминала Ксения Куприна. — Некоторые шоферы такси, бывшие белые офицеры, боялись

проезжать по улице Гренель... говорили, что, дескать, их могут похитить, говорили также, что французская полиция фотографирует каждого, кто входит в посольство, и потом этот эмигрант уже на учете, за ним следят, он подвергается преследованиям, иногда и высылке». Подробности отъезда отца из Парижа были изложены его дочерью в мемуарах более чем через 20 лет после событий и при публикации прошли советскую цензуру. Можно ли ее воспоминания считать в строгом смысле документом — вопрос, но других источников нет.

Ксения утверждала, что советская власть первой протянула руку ее отцу. На его имя пришло приглашение в посольство на рю Гренель от Владимира Петровича Потемкина, советского посла. Елизавета Морицовна перепугалась, Куприну стало плохо, поэтому Ксения сама отправилась в посольство на разведку. Выходит, она не боялась французской полиции. Странно: ее карьера в кино была в самом расцвете.

В посольстве Ксения Александровна встретила самый любезный прием. Потемкин, умница, интеллигент, человек одного поколения с Куприным, прекрасно понимал значение этого писателя, хотел пообщаться с ним лично. Потом присылал за ее родителями посольскую машину: «Эти визиты несколько раз повторялись и происходили всегда в очень теплой обстановке». Отец переживал только из-за того, разрешат ли взять с собой кошечку Ю-ю.

Как было на самом деле? Тэффи, к примеру, утверждала, что хлопотать туда ходила Елизавета Морицовна, что из посольства приезжал человек к Куприну домой, все сразу понял и доложил наверх.

Необходимо объяснить, в каком состоянии находился к этому времени наш герой. В очередной раз всмотримся в фотографии. 1936 год. Лунно-седой, сгорбленный, сильно исхудавший старик в очках сидит на фоне книжных полок. Выражение лица страдальческое. Снимок сделан на рю Эдмон Роже, в помещении «Библиотеки А. И. Куприна».

Куприны жили напротив библиотеки. Жили бедно и одиноко. На правах самого родного человека бывала у них Мария Ивановна Гликберг, вдова Саши Черного. Зиму она проводила в Париже, на лето уезжала в Ла Фавьер, к могиле мужа. Привыкшая заботиться о своем Саше, теперь она опекала его тезку, Александра Куприна, и ее помощь была для Елизаветы Морицовны бесценной. Совсем недавно в нашем распоряжении оказались уникальные документы — письма соседки Марии Ивановны по Ла Фавьеру, Аполлинарии Алексеевны Швецовой. Впервые приведем ее свидетельство: «...Машу, русскую дворянку, все считали за еврейку: расчетливая, деловая, практичная, с холодным рассудком серьезная учительница. Очень скрытная... Дипломат хороший... Со всеми в ладах, со всеми согласна, редко говорит свое мнение» [390] . Та же Швецова рассказывала, что Мария Ивановна и в 80 лет могла «хлопнуть» стаканчик коньяку и продолжать свой путь «твердым маршем Суворова»: «И голова не болит, и сердце бьется. Удивительная женщина!» [391] Предположим, что она составляла Куприну компанию в застольях, в чем никогда не была замечена Елизавета Морицовна.

390

Письмо А. А. Швецовой к Г. Д. Гребенщикову. Октябрь 1950 года // Immigration History Research Center, College of Liberal Arts, University of Minnesota. Series 3. Subseries 4. Box 37. Материал предоставлен M. К. Макаровым (Версаль).

391

Письмо А. А. Швецовой к Г. Д. Гребенщикову от 4 июля 1950 года // Immigration History Research Center, College of Liberal Arts, University of Minnesota. Series 3. Subseries 4. Box 37. Материал предоставлен M. К. Макаровым (Версаль).

Из друзей рядом с Александром Ивановичем дольше всех оставался Борис Лазаревский. Иногда они гурманили, готовили что-нибудь этакое, пели украинские песни... В сентябре 1936 года Лазаревский умер в метро; его запись в дневнике оказалась провидческой: Куприн его пережил. Изредка появлялся у Куприных Николай Рощин, который

так вспоминал последнюю встречу:

«Елизавета Морицовна крикнула:

— Папочка (семейное имя Александра Ивановича), Рощин пришел.

Он как-то завозился, тяжело пытаясь подняться, потом неожиданно громко и резко, болезненно, голосом слепого, сказал:

— Какой Рощин? Это мой Рощин?

Мне стало до невыносимости тяжело. Я подошел, поздоровался. Александра Ивановича пересадили в кресло, в угол, дали ему стакан “питья” — воду, слегка подкрашенную вином. Он оживился, минут пять говорил о том, что непременно напишет еще один хороший рассказ, расспрашивал об общих друзьях. Потом как-то по-младенчески присмирел, затих и все с тревогой спрашивал о какой-то кошечке, все просил жену пойти посмотреть, не ушла ли кошечка. У меня больно, пронзительно сжалось сердце. Я попрощался и ушел — не зная, что вижу его в последний раз» [392] .

392

Рощин Н. Мой Куприн // Возрождение [Париж]. 1938. 23 сентября.

Подобных свидетельств немало. Если их обобщить, получается, увы, что к тому времени Куприн был почти ослепшим, впавшим в детство стариком. «Я встретил его в последний раз в Париже... — рассказывал Вадим Андреев, сын Леонида Андреева. — Он шел мне навстречу по улице — больной, небрежно и бедно одетый, по-стариковски шаркая ногами в каких-то домашних шлепанцах. Он посмотрел на меня, стараясь припомнить, кто перед ним. Но не смог. Я напомнил. “Да-да, — как-то жалко улыбнувшись, ответил он. — Не найдется ли у вас пяти франков?”» [393] .

393

Цит. по: Комментарии (Сост. Л. И. Давыдова) // Куприна-Иорданская М. К. Годы молодости. М.: Художественная литература, 1966.

Чаще его водила прогуляться Елизавета Морицовна. Тэффи вспоминала:

«Как-то я встретила их на улице.

— Здравствуйте, Александр Иванович.

Он смотрит как-то смущенно в сторону.

Елизавета Маврикиевна сказала:

— Папочка, это Надежда Александровна. Поздоровайся, протяни руку.

Он подал мне руку.

— Ну вот, папочка, — сказала Елизавета Маврикиевна, — ты поздоровался. Теперь можешь опустить руку» [394] .

Однако главное в истории возвращения Куприна на Родину до сих пор ускользало. Лишь относительно недавно стали известны воспоминания Петра Пильского, бывшего верного манычара, жившего в эмиграции в Риге. Петр Моисеевич печалился, что в 1936–1937 годах их переписка с Куприным стала совсем вялой, потом пошли письма, написанные рукой Елизаветы Морицовны и ею же подписанные «А. Куприн». Чаще Пильский узнавал о Куприне уже от других и однажды услышал от Шмелева рассказ о том, как Александр Иванович чуть не умер, будучи у него в гостях. Сидел себе, участвовал в общей беседе, вдруг побледнел, голова упала на грудь, на лбу выступили крупные капли пота. Шмелев и Елизавета Морицовна бросились искать пульс. Шмелев дал ему лавровишневых капель, потом наудачу влил в рот рюмку рома. Александр Иванович очнулся, попытался обратить все в шутку. «А вкусный ром, — прошептал он, — нельзя ли еще?»

394

Тэффи. Моя летопись. М.: Вагриус, 2004.

«Врачи определили, — писал Пильский, — что, помимо слепоты, у Куприна склероз мозга и склероз сердца. Елизавете Морицовне, после случая у Шмелева, доктора сказали:

— Вы должны быть готовы ко всему, готовы каждую минуту. Это (т. е. смерть) может случиться совершенно неожиданно» [395] .

Зачем же строить версии и гипотезы? Александр Иванович столько раз говорил: если буду знать, что точно скоро умру, поеду домой. Жена и дочь просто выполнили его волю.

395

Пильский Петр. О Куприне // Сегодня [Рига]. 1937. № 153.