Курение мака
Шрифт:
– Я сам на это надеялся.
Помощник Джека старательно смазывал затвор карабина, а бородач только притворялся, что занят чисткой оружия. Он наблюдал за мной, но актером был никудышным – я все видел. Мне хотелось спросить Джека, что же случилось с Беном, ведь Чарли не одна сюда заявилась. Видимо, заметив, что я нахмурился, Джек сказал:
– Ваша дочь жаловалась, что с ней плохо обращались?
– Нет.
– Вот видите. У меня самого дочь, примерно ровесница вашей. Я нормальный человек. Дэнни.
– Само собой.
– Но ведь вы так не считаете?
– Ничего подобного.
– Не сметь со мной пререкаться! –
– Нет.
– И не попадется. А у вас какая машина, Дэнни?
– У меня «воксхол кавалье». Старенький, но на ходу. Сиденье бы перетянуть.
Он кивнул и прищурился. Его гнев вроде бы прошел, на лице появилась улыбка.
– У меня вообще-то три машины в Фанге, в гараже. – Он засмеялся и повторил по-тайски. Боевики тоже засмеялись, и один из них показал мне три пальца. – Я просто узкоглазый крестьянин, у которого есть три «мерседеса».
Внезапно он оборвал смех. Эти перепады его настроения производили на меня жуткое впечатление.
– А вы хороший отец, Дэнни?
– Стараюсь.
– Я тоже стараюсь. Очень стараюсь заботиться о детях. Моя дочка сейчас в школе в Чиангмае. В самой лучшей, конечно. Потом собираюсь послать ее учиться в Англию, в Оксфорд. Что скажете? Я пока в монастырской школе учился, сам очень хотел в университет поступить.
– Нет, – твердо сказал я. – В Оксфорд я вам не советую.
Он насторожился. Оба помощника что-то почувствовали и забеспокоились. Джек посмотрел на меня:
– Не советуете? А почему?
Я помолчал, прежде чем пуститься в объяснения. Я ведь мог его просветить от и до про Оксфорд, все по полочкам разложить. Теперь Джек слушал меня с явным интересом. Бородач не понимал, о чем я толкую, и все время, пока я говорил, поглядывал на Джека, изучал его лицо, в то время как другой с мрачным видом чистил свою пушку. В костре вспыхнул уголек.
Я рассказал Джеку, какие у нас с Чарли были отношения до ее поступления в Оксфорд. Рассказал, какой она была милой и любящей девочкой. Я предупредил его насчет таблеток, наколок, колечек, что теперь стало модно вставлять и в пупок, и в нос. Предупредил насчет полной распущенности и страшного разгильдяйства. И сказал, что в Оксфорде это дело обычное, преподаватели даже внимания не обращают. Красок я не жалел.
– Говорю как отец, – убеждал я его. – Я ведь по джунглям прошел, чтобы вернуть свою девочку.
Он был одновременно и раздражен, и сбит с толку. Он погладил себя по подбородку:
– Похоже, многое в Англии изменилось с тех пор, как я там был.
– Похоже.
Я рассказал ему про Томаса Де Квинси, про то, что Оксфорд и в прошлом веке был местом проклятым. Сколько молодых людей прошло через него, превращаясь в бездельников и негодяев? К концу моего рассказа вполне можно было прийти к выводу, что год в Оксфорде будет почище любой каторги и не всякий заключенный способен выдержать такое испытание.
Джек вытащил бутылку виски, налил понемногу в две
– А вы мне голову не дурите? Я глядел на него не мигая.
– Чарли закончила Оксфорд. Посмотрите, что с ней теперь. Она сидит на наркотиках и не в силах переступить порог хижины. И ведь только шаг сделала из храма науки.
Он кивнул:
– А как насчет Кембриджа?
Ну, про Кембридж мне тоже было что рассказать. Я ему поведал, каких педофилов готовят в этом университете, а Джек заслушался и даже свою плошку из рук выронил.
– Не верите, можете расспросить британского консула в Чиангмае.
– Ну, вы докатились! – воскликнул он. – «Британия – владычица морей»! Просто дальше некуда!
– Точно, – согласился я. Он налил нам еще виски:
– Так куда же я могу послать свою дочь, чтобы она получила достойное образование?
Вопрос поставил меня в тупик. Единственное место, которое я более-менее знал, был Оксфорд, потому что там училась Чарли, еще Дарем, но я прежде и не задумывался над тем, как этот университет повлиял на Фила. В частности, на «нравственный выбор». Я стал припоминать подходящее учебное заведение и вспомнил, что у одного слесаря, с которым мы вместе работали по контракту на выезде, сын учился в Ноттингеме. Не зная толком, что бы такое присоветовать Джеку, я предположил, что это, наверное, неплохое место.
– Ноттингем, говорите?
– Ну, в отличие от Оксфорда или Кембриджа, там детей, насколько мне известно, не растлевают и на иглу не подсаживают.
– Черт! – сказал Джек. Он отхлебнул виски. – Ноттингем, Ноттингем. Послушайте, а Робин Гуд случаем не оттуда? Ведь это я – таиландский Робин Гуд!
– Так, значит, в Таиланде?
– Ну, можно сказать, что да.
Пламя костра осветило его улыбку. Ему очень понравилась эта мысль. Джек действительно представлял себя «благородным разбойником». Я много узнал о нем в эту ночь. Он отпустил своих телохранителей, хотя бородатый, которого звали Као, не хотел оставлять нас одних.
Примерив на себя зеленый капюшон лесного стрелка, Джек разговорился. Заявил, что он племянник Куанг Са [34] , известного «опиумного генерала» семидесятых годов, и что сам он проходил обучение в отрядах Муангтайской армии. Хотя МТА сложила оружие в 1996 году, Джек сказал, что около семи тысяч партизан все еще действуют в приграничной зоне. У меня не было возможности проверить ни одно из его заявлений, а тогда я решил, что глупо будет спрашивать, сколько людей ходит под его личной командой.
34
Куанг Са (китайское имя Чун Чи Фу) – руководитель «национально-освободительного» движения народа тхай-ньо против Рангуна. С конца 60-х г. возглавлял отряды Шань (Муанг-тайской армии – МТА, насчитывающей до 25000 боевиков), боролся за создание самостоятельного Шаньского государства и контролировал до 70% поступлений героина на мировой рынок. В 1996 г. вместе с 15000 своих солдат сложил оружие в обмен на амнистию со стороны бирманского правительства.