курьер.ru
Шрифт:
В непроглядной темноте одновременно с разрывающим уши грохотом возник ослепительно-белый круг, обведенный желто-красным сиянием. В центре на мгновение появились черные силуэты массивной пушки и нескольких людей. Круг пропал, рассыпавшись на искры, затухая на сетчатке зеленым негативом. Чуть ближе темноту прорезали пересекающиеся линии трассеров. В такт частому грохоту выстрелов и звону отлетающих гильз во вспышках мелькали очертания двуствольного 35-миллиметрового «Эрликона».
«Действительно, вооружены неплохо. Что ж тогда воюют хреново? Или не дают хорошо воевать?»
— Стой, кто
— Офицер связи Первого батальона, к командиру, — ответил Чен. — Где он?
— В радиомодуле.
В лагере было темно, костер и все наружные огни погашены. Между палатками двигались солдаты в полном вооружении. Виднелся свет в одной из палаток, там звучал тихий разговор. Общее ощущение — «скоро».
Фургон РЭБ[21] отличался от других армейских машин только ушастой антенной на кунге. Внутри было чисто, все блестело белой эмалью, слышалось ровное гуденье вентилятора. Офицер-таджик внимательно смотрел на монитор из-за плеча оператора. На мониторе воспроизводилась карта-схема местности, на которой черными кружками обозначались засеченные радиостанции, сотовые и спутниковые телефоны.
Оператор подвел курсор к одному из кружков, набрал на клавиатуре команду, и динамик заговорил гортанным кавказским голосом: «Муса, слышишь меня? Это Шамиль! Кяфиры пойдут по ущелью, подкинь туда еще цинков, цинков подкинь...» Оператор записал текст перехвата, ввел новую команду, и вместо голоса в эфире раздался только треск и вой. Офицер скомандовал связисту: «Передавай артиллерии!» Оператор начал диктовать по-английски: «Хай, Джонни, это Сергей. Квадрат двадцать — двадцать пять, по улитке четыре, опорный пункт над ущельем, как понял меня, прием...»
Закончив со связистом, таджик обернулся к вошедшим. Он был среднего роста, загорелый, до синевы выбритый. Знаков различия на нем не было, как и у всех в этом лагере.
— Здравия желаю, господин... — неуверенно начал Андрей.
— Товарищ, — поправил его офицер, протянув руку. — Майор Данияров.
— Капитан Шинкарев.
— Очень приятно. Здравствуйте, Чен.
— Привет, Рахим. Доставай карту, обсудим кое-что.
Через полчаса Чен стал прощаться.
— Подожди, — остановил его Рахим, достав откуда-то бутылку коньяка и три пластмассовых стаканчика.
— Много нельзя, поэтому сразу четвертый тост — чтобы за нас не пили третий[22].
— Ну, до связи! — попрощался Чен и ушел.
— Давайте, Андрей, подойдем к ребятам, — предложил Рахим Шинкареву.
В большой палатке-столовой солдаты тихо разговаривали за чаем. Все взрослые, здоровые мужики, молодых лиц не много. Тут же был Есаул, которого Андрей встретил в патруле. В бою он и связист Сергей пойдут вместе с Шинкаревым, а пока все присели к столу.
— ...Так о том и речь, — говорил по-русски человек в камуфляже. — Настоящий солдат вызревает только в большой стране, даже в глубинке большой страны. В Томской области или, черт знает, в Арканзасе каком-нибудь. В Европе нет хороших солдат.
— А сербы? Сербы-то хорошие солдаты?
— Да какие они, хрен, хорошие! В засаде подпустят албанцев, парой гранат перебросятся, а потом в деревне встречаются и спорят, кто
— Точно, блин! А мы с ними в обороне сидели, так чистый смех: на одном склоне горы сербские окопы, на другом — мусульманские. Друг друга не видно, зато не убьют. Дома не взрывают, мосты не взрывают: «Нельзя, нам здесь дальше жить!» Приезжаем на позиции, они воют: «Все, русские приехали, теперь война начнется!»[23]
Андрей, как и многие, до сих пор считал по-другому: ему казалось, что сербы воевали мужественно, и лишь подавляющее превосходство натовских армад вынудило их пойти на унизительный мир. Откровения о низких боевых качествах югославов были для него внове.
Командир посмотрел на часы:
— Все, парни, на выход.
Все шумно поднялись, стали разбирать оружие, застегивать глубокие американские каски, обтянутые маскировочной тканью. Некоторые наносили на лица черные полосы.
Артиллерийский обстрел усилился, с неба накатил свистящий рев, и от невидимого звена штурмовиков в сторону невидимой горы понеслись огненные дуги ракет. Надев тяжелые рюкзаки и перейдя ручей, солдаты стали втягиваться в топкое переплетение джунглей. Стояла полная темнота. Под ногами чавкала грязь, ботинки скользили на камнях, на стволах поваленных деревьев. Груз выворачивал плечи, ремень автомата тер и оттягивал шею, спина стала мокрой от пота.
Невдалеке раздался хлопок противопехотной мины, донесся сдавленный крик. Появилась первая воронка — от нее еще тянуло едким запахом разрыва. На коротком привале пришел вызов от Чена:
— Первый — Второму. Как вы там?
— Пока — по графику. Прием.
Внезапно тишину растерзали звуки боя. Впереди заработал крупнокалиберный пулемет, над головой Андрея полетели пули, ударили в деревья. Сверху падали ветки, посыпалась труха. Ухали подствольники, справа и слева с треском рвались гранаты. Солдаты чуть отступили, некоторые начали окапываться. Подполз Есаул:
— Давай артиллерии координаты. Потом вызывай Чена, скажи, мы задерживаемся.
Через минуту-другую темный лес наполнился грохотом, вспышками; тяжело валились деревья, в едком дыму свистели осколки. Артналет прекратился, и сразу последовала команда:
— Вперед!
Из-за деревьев послышались звуки боя — выстрелы, крики, разрывы гранат, — затем все стихло.
— Передавай Чену — идем дальше. Как там китайцы?
— Тоже идут.
Чуть рассвело, и стало заметно, что рубеж обороны повстанцев сильно разбит артиллерией. Валялось несколько трупов. Андрей перевернул ближнего — широкое костистое лицо с мелкими веснушками, длинный прямой нос, русые усы и борода.
— Чех, точно, — подтвердил Есаул, который, пригнувшись, пробегал мимо.
«Чех» значит чеченец. Но, по словам солдат, попадались и настоящие чехи.
Опять впереди шум боя. Посветлело: на розовом небе литой черно-зеленой массой громоздился горный кряж. Стало ясно, как далеко еще до перевала. Рывок, короткий бой, переход. Остановка под обстрелом, координаты для своей артиллерии, атака. Снова переход, остановка перед новым рубежом, артиллерия...
— Второй — Первому. Мы в квадрате двадцать — пятнадцать... двадцать—шестнадцать... двадцать—восемнадцать... Прием...