Курица в полете
Шрифт:
— Кайф, Элюня! А ты такси заказала?
— Мне Серов свою машину с водителем дает.
— Слушай, он к тебе не клеится?
— Слава богу, нет. Просто ценит хорошего работника.
— Элка а ты вещи собрала? Сколько мест получилось?
— Три. Плюс торт.
— Спятила, да? Разве можно так ездить? Ты должна выглядеть элегантно! Дай-ка я на твой багаж гляну! Конец света! Нет, так не годится! Эта сумка вообще только на выброс! И чемодан, конечно, тоже! Неприлично!
— Мне плевать!
— Напрасно! Твоя маманя должна увидеть элегантную, преуспевающую даму, а не челночницу какую-то затрюханную.
— Теперь уж поздно, — легкомысленно махнула рукой Элла. — Ночь на дворе!
— Ну в принципе можно купить приличный чемодан в дьюти-фри…
— И переть его с собой в самолет? Да он неподъемный!
— Тоже верно, но так ехать нельзя! А у тебя тут соседей, у которых можно раздобыть приличный чемодан, нету?
— Нету!
— Тогда ладно, я смотаюсь домой и привезу тебе две сумки! Поедешь как приличная женщина, а не бомжиха!
— И тебе не лень?
— Лень, конечно, но я ж все-таки на колесах!
Элка, тебе надо завести машину, научиться водить, это современно, особенно для одинокой женщины.
— С ума сошла! Зачем мне эта морока? Да если даже я каждый день буду на такси ездить, мне это дешевле обойдется.
— Дешевле? Пожалуй, но своя машина — это стильно!
— Да ты, по-моему, все деньги в нее вбухиваешь!
— Ну она ж пятый год у меня, скоро поменяю, у меня это в плане. Ну я помчалась!
Элла беспомощно развела руками. Ей самой не пришло бы в голову, что с таким чемоданом и сумкой ехать неприлично, но раз Машка так считает…
Она лучше разбирается в подобных вещах. Комплекс провинциалки был в Элле силен, несмотря на долгие годы, прожитые в Москве. Сейчас, конечно, многое было преодолено, она уже правильно ставила ударения, не говорила больше таможенник, соломинка, не называла соленые огурцы кислыми, а кислую капусту соленой, как некогда, но напевность одесской речи еще сохранялась, придавая особую теплоту ее и без того красивому, звучному голосу. Слушая ее, хотелось очутиться в теплых краях, улечься на теплый песок, загорать, купаться в море, есть фрукты и вареники с вишнями…
Маша вернулась вскоре с роскошной, большой сумкой на колесиках и второй, поменьше, из темно-коричневой мягчайшей верблюжьей кожи, купленными в Тунисе.
— Машка, какая роскошь! Я не могу… А вдруг в самолете попортят?
— Не попортят!
— А если украдут?
— Слушай, не занудствуй, а то накаркаешь! Знаешь что, я, пожалуй, останусь у тебя ночевать, не возражаешь?
— Здорово! — искренне обрадовалась Элла.
— По крайней мере буду спокойна, что ты уехала в приличном виде.
— И мне не так страшно будет…
— Тебе страшно? — Глаза Машки налились слезами сочувствия.
— Не то слово.
Часть вторая
ЭЛЛА БОРИСОВНА
Лететь до Вены недолго, всего два часа двадцать минут, но Элла вконец извелась. Самолет оказался старым, тесным, с такими короткими ремнями безопасности, что она едва смогла застегнуть их на животе, а столик так впивался в тело, что не то что есть, дышать было немыслимо, и Элла решительно отказалась от завтрака, а взглянув на то, что дали соседям, даже обрадовалась. Эх, надо было не
Выпила красного вина.
Господи, а как же мы друг друга узнаем? — испугалась вдруг Элла. Ведь за столько лет мы обе неузнаваемо изменились. Или мать рассчитывает на свое материнское сердце? А может, она будет стоять с табличкой «Элла Якушева»? А вдруг она по какой-то причине не сможет приехать в аэропорт?
Тогда, наверное, она попросит кого-то меня встретить или объявят по радио, чтобы я подошла к окошку информации, а там скажут, чтобы я взяла такси? Но я ж не говорю по-немецки… Ничего, объяснюсь по-английски! Главное — у меня есть с собой деньги, на худой конец — возьму такси и поеду в какой-нибудь отель… Ерунда, как она может меня не встретить? Чушь собачья! Обязательно встретит..
От волнения она даже не заметила, как прошла паспортный контроль. И, стараясь не терять из виду высокую девушку в красной курточке, которую выбрала ориентиром, направилась за багажом и вдруг вспомнила, что сумки — чужие, испугалась, что может их не узнать, но тут же успокоилась Машка вчера навязала на багаж красные ленточки.
Ага, вот сумка! А вон и вторая, на колесиках. Погрузив все это на тележку и туда же положив коробку с тортом, которая, к счастью, не помялась в мелком багажном отсеке, Элла подтянула живот, перевела дыхание и медленно направилась к выходу, замирая от страха. И тут же увидела мать. Та мало изменилась. Постарела, конечно, и волосы явно крашеные, но… Очень стильная европейская дама растерянно озирала толпу выходящих пассажиров.
— Мама!
Европейская дама вздрогнула, глянула на Эллу, и они бросились друг другу в объятия.
— Мамочка, я сразу тебя узнала, с первого взгляда!
— Боже мой, Элка, какая ты толстая!
Ее как обухом по голове ударили. Чего угодно ожидала она от встречи с матерью после стольких лет, но такое! Больше всего на свете захотелось немедленно вернуться в Москву. Слезы комком стояли в горле, но она взяла себя в руки и холодно сказала:
— Ты разочарована, мама?
— Ах нет, что ты, прости меня, это я от растерянности, сама не знаю, что ляпнула, ты пойми, я ж тебя помню маленькой девочкой…
— Я и тогда была нехуденькой.
— Но ведь все могло измениться с годами…
Она говорила по-русски странно, одесская интонация сохранилась, но появился какой-то чужой акцент.
— О, сколько у тебя вещей, ездить надо с минимальным багажом, в конце концов всегда можно купить что-то необходимое… Ну ничего, научишься… Идем скорее, у меня на сегодня много планов!
Не будем терять время, правда? Иди за мной!
Мать шла впереди, а Элла уныло катила за ней свою тележку с сумками и тортом. Мать была стройная, подтянутая, с красивыми ногами, в короткой модной юбке.