Курица в полете
Шрифт:
Про милицию?
— Про любовь и про милицию!
— Ага, следователя будет играть Леонов, героя Костолевский, ревнивую бабу Полищук, а дочку следователя…
— Элка, ну ты даешь!
— А про Вадю твоего, кстати, говорили, что он скупает краденое!
— Кто говорил?
— Витька!
— Он откуда знает?
— Вот и я думаю — откуда… Хотя слухи разные ходят.
— Ой, Элка, а вдруг они в одном деле замешаны?
Элла смертельно побледнела.
— Ты хочешь сказать, что Вадя
— Да боже сохрани! Знаешь, давай лучше снимем этот портрет. Ну его на фиг! На нехорошие мысли наводит. Все ерунда! Витька твой у бабки и наверняка завязал, даже если что и было! Он же не дурак, смолоду жизнь себе портить, тем более жениться хочет на тебе. Он когда вернуться должен был? И зачем вообще в этот Овидиополь поехал?
— Бабке помочь. Крыша, забор, то, се. Ну и абрикосу собрать.
— Абрикосу? — расхохоталась Ия.
— Абрикосы, — покраснев, поправилась Элла. — Но у нас так говорят.
— Ну все, с Одессой мы пока завязываем! Живем московской жизнью!
И они пустились в загул. Он выражался в том, что Ия таскала Эллу за собой повсюду. В Москве летом театров было мало, в основном гастролеры из других городов, а еще девушки ходили в гости, в мастерские молодых художников, и раза два Ие с трудом удалась увести Эллу от нетрезвых представителей богемы, сразу пускавших слюни на столь юную, но зрелую красоту.
— Элка, ты пользуешься успехом!
— Да ну, они все старые!
— А как же Иван Аркадьевич? — подмигивала Ия.
— Ну его вообще, вспомнить тошно.
— Слушай, а если б ты была девушкой, ты бы Витьке дала?
— Да! — ни секунды не сомневаясь, ответила Элла. — Он знаешь какой…
— Соскучилась по нему?
— Ужасно!
— Душой или телом?
— И душой, и телом!
— И тебе в Москве никто не понравился?
— Нет! — решительно ответила Элла.
— Вот это любовь! Мне бы так влюбиться… Слушай, а у него телефон есть?
— У них самих нет, но у соседки, Инги Мироновны, есть. Она с его мамой дружит. А что?
— Не хочу, чтоб ты тут от тоски зачахла. Позвони, может, он прилетит хоть на денек, а?
В то время прилететь на денек можно было легко, билеты стоили недорого.
Элла вспыхнула:
— Правда?
— Конечно! Я вас тут одних оставлю, так что…
— Иечка, ты правду говоришь?
— Нет, вру! — рассердилась Ия. — Звони давай!
— Я лучше с переговорного…
— Ерунда, не разорюсь!
Элла готова была душу продать ради Ии. Дрожащими руками она набрала номер.
— Извините, пожалуйста, нельзя ли попросить к телефону Виктора Шебанова.
— А кто его спрашивает?
— Это его знакомая…
— Элка, это ты, что ль?
— Я, — почему-то испугалась Элла.
— Элла, деточка, забудь ты про него, опять его посадили,
Элла выронила трубку.
— Что там? — встревожилась Ия, видя, как побледнела, даже, можно сказать, посинела Элла.
— Посадили… — одними губами проговорила Элла и рухнула на пол.
А через сорок минут ей пришлось вызвать «скорую». Потому что Элла корчилась от боли в животе… «Внематочная беременность», — поставил диагноз врач и увез Эллу в больницу.
Вызвали бабушку. Она примчалась и рассказала родственникам, что Витьку взяли в поезде Одесса — Москва, он шиковал в вагоне-ресторане, предварительно выкрав пухлый бумажник у толстяка, похожего на вороватого директора базы.
Но он оказался офицером КГБ. А поскольку это был рецидив, то парню, конечно, влепят на всю катушку. Все это она безжалостно выложила бледной, несчастной, зареванной внучке и добавила:
— Это счастье просто, что внематочная… Аборт был бы хуже. Но теперь ты понимаешь, что кольцо краденое?
— Нет! — закричала Элла. — Это его бабки кольцо, вернее, прабабки!
— Вранье! Ко мне его мать приходила. Не было никакой прабабки, набрехал он все! И ни в какой Овидиополь он не ездил, а мотался с дружками в Николаев.
— Нет, это вранье, он ехал ко мне в Москву… — рыдала Элла, чувствуя себя самой несчастной на свете. А еще у нее мелькнула одна мысль, показавшаяся ей недостойной, — ее ж теперь в школе задразнят, проходу не дадут… А может, и допрашивать станут…
Но тут бабушка сказала ей самое главное:
— Ты больше в Одессу не вернешься!
— Как?
— А вот так! Я нашла обмен, продала дачу и свой курень, и Люсик тоже с обменом помог, так что теперь у нас будет двухкомнатная квартира в Беляеве, спасибо Адику, он так помог…
И тут Элла вспомнила таинственные переговоры бабушки, какие-то бумажки с подсчетами… Значит, бабушка давно это задумала и Витька тут вовсе ни при чем?
— А как же папа?
— А что — папа? Ему однокомнатная досталась.
Ничего, съедется со своей подстилкой — и ладно.
Надо отдать ей должное, она на твою площадь не покушалась.
Вот так они оказались в Москве осенью восемьдесят третьего года.
Но рассказать об этом матери, этой чужой, холеной женщине, невозможно. И Элла просто сказала:
— Бабушка вышла замуж за Люсика, и мы все вместе перебрались в Москву.
— Но, насколько я помню, это было невероятно сложно, в Москву ведь, кажется, не прописывали?
— Да, непросто, но бабушка подключила всех родственников, как она сама говорила, землю с небом свела…