Курица в полете
Шрифт:
— Ты не врешь?
— Чем хочешь клянусь!
— Но ты же вовсе не толстая, ты просто полная…
— А, один хрен, — засмеялась Элла.
— Ты не дала мне договорить. Я хотел сказать, ты красивая, полная жизни и ужасно аппетитная! И худоба тебе ни к чему! Вот и все. И потом, у тебя красивые, стройные ноги. А избыток плоти, что ж, мне лично всегда нравились именно такие женщины.
— Витечка, ты самый лучший человек на свете!
— Нет, отнюдь, — улыбнулся он. — Просто я.., я, наверное, все еще люблю тебя, Элюня. Но я теперь другой, и любовь моя другая… Ну все, поехали, а то черт
Они простились у дома на Ватмангассе, Элла загрустила, но слез не было. Только странное чувство освобождения от ставших привычными и потому незаметных пут.
Мать была дома.
— Почему ты не пригласила своего знакомого в дом?
— Потому что он спешил.
— А что за кольцо у тебя?
— Это подарок.
— С какой стати он делает тебе такие подарки?
— Мы были дружны когда-то.
— Только дружны? — с намеком спросила мать.
— Нет, не только, но это не имеет теперь значения.
— Дай-ка посмотреть кольцо, ах, как красиво, дивная работа. Ты не говорила ему обо мне? Я хочу наведаться к нему.
— Говорила. Вот тут адрес его магазина.
— Отлично! И я могу на тебя сослаться?
— Конечно.
Элла хотела сказать, что послезавтра уезжает, но не смогла, язык не повернулся. Ничего, за ночь что-нибудь придумается. Она поняла, что не сможет сказать матери в лицо то, что чувствует. И презирала себя за это. Бабушка была права, я все-таки курица!
А утром мать спешила на свои процедуры. Ничего, вечером скажу… А может, не надо ничего говорить? Просто сложить вещи и уехать, пока ее не будет? Возьму такси в аэропорт — и дело с концом? Нет, так нельзя… Но при мысли о предстоящем объяснении Элле делалось тошно. Она поехала в город и гуляла там до изнеможения, купила кое-какие подарки, себе модный бархатистый — пиджак с размытым коричневым рисунком по бежевому полю. Каждый раз, когда взгляд ее падал на кольцо, у нее щемило сердце. Витька, ее Витька мертв при жизни. Как странно, как больно…
Но время один раз уже вылечило ее, значит, и теперь вылечит. А с другой стороны, с прошлым уже ничто не связывает, кроме этого кольца… Но при мысли о предстоящем разговоре сердце уходило в пятки. Она была готова к любым обвинениям и оскорблениям, но только не к тому, что произошло на самом деле.
— Мама, ты знаешь, — начала она, когда они с матерью жевали какой-то до ужаса невкусный салат, — я вынуждена завтра уехать.
— Уехать? Куда? — Мать вскинула на нее свои совершенно безмятежные фиалковые глаза.
— Домой, в Москву, меня вызывают по работе.
В фиалковых глазах вдруг отразилось неимоверное облегчение.
— Как — домой? У тебя же отпуск! — возмущенно спросила мать, погасив вспышку радости.
— Ничего не поделаешь, мы думали, что удастся обойтись без меня, но не получается… Ты уж извини…
— Но надо поменять билет!
— Я уже поменяла, мне помог Витя.
— Но ведь у нас было столько планов! И выставки, и театры.., мы ничего не успели…
— На выставке Дюрера я сегодня была, а что касается театров… Как-нибудь в другой раз.
— И когда же ты уезжаешь?
— Завтра.
— Ужасно! — Она сжала тонкими пальцами виски. — Ужасно! Мы ведь
Как все просто, когда люди друг друга не любят и даже не дают себе труда притворяться, с огромным облегчением подумала Элла.
— В котором часу у тебя самолет?
— В час с чем-то.
— Отлично, мы все успеем!
— Что успеем?
— Я хочу сделать тебе подарок.., по дороге в аэропорт.
— Нет, мама, не надо никаких подарков!
— Ну это уж мое дело!
И утром по дороге в аэропорт мать завезла ее в меховой магазин и купила шикарную шубу из дивной темно-коричневой норки. Элла отнекивалась, пыталась сопротивляться, но в результате шуба была куплена.
— По крайней мере я буду спокойна, что ты не мерзнешь в эти ваши холодные зимы.
Можно подумать, тебя все эти годы мучила мысль о том, что я мерзну, усмехнулась про себя Элла.
— Не вздумай сдавать шубу в багаж! — предостерегла мать уже в аэропорту.
— Конечно, мама, я возьму ее с собой.
— Она тебе очень идет!
— Спасибо еще раз. Мама, ты не жди, поезжай по своим делам.
— Да, пожалуй, я поеду, я ведь не думала, что сегодня так сложится. Я тебе вечером позвоню!
— Хорошо.
Она обняла дочь, чмокнула ее в щеку и ушла.
Стройная, красивая. Чужая. Элла облегченно перевела дух. Ну вот и все! Наверное, мы больше не увидимся. И не надо. Мне с ней так тяжело… Элла вдруг ощутила зверский голод и отправилась в кафе. Завтрак в доме матери никак не компенсировал нервных затрат. Она взяла кофе и сандвич.
За одним из столиков сидела пара, привлекшая к себе ее внимание. Явно русские. Очень пожилой, далеко за шестьдесят, мужчина, с некрасивым, но мужественным лицом, и женщина лет пятидесяти, красивая, хорошо одетая и удивительно милая.
Эти двое были так влюблены друг в друга, им было так хорошо вместе, что Элла невольно залюбовалась ими. Мужчина что-то все время говорил, женщина то и дело смеялась, а когда не смеялась, на губах ее все равно играла счастливая улыбка. Вот уж точно, любви все возрасты покорны, а им еще и интересно друг с другом, с легкой завистью подумала Элла. Перекусив, она отправилась в дьюти-фри купить австрийских конфет для Машкиной мамы и на работу, потом заглянула в отдел парфюмерии и опять увидела влюбленную пару, они выбирали мужчине одеколон и чему-то громко смеялись.
И в самолете они сидели через проход от Эллы.
Еще до взлета мужчина достал из сумки бутылочку виски, попросил стюардессу принести стаканчики и лед, они чокнулись, глядя в глаза друг другу, а когда стали взлетать, женщина прильнула к нему, а он нежно обнял ее за плечи. Черт побери, какая любовь, подумала Элла… Это внушает оптимизм, у меня еще все впереди, мне только тридцать пять. Хотела бы я лет через двадцать вот так сидеть с любимым мужчиной.., пусть даже он будет такой же старый, как этот, но непременно такой же сильный и мужественный. Как им должно быть хорошо вместе… Эта пара отвлекла ее от собственных переживаний. А ведь ей было из-за чего расстраиваться.