Курс уголовного процесса

Головко Леонид Витальевич

§ 2. Современное развитие уголовного процесса в странах бывшего СССР (на постсоветском пространстве)

1. Реформы уголовного процесса на постсоветском пространстве и роль международных (иностранных) организаций в их проведении

К моменту распада СССР все бывшие советские республики подошли с автономными, но почти идентичными уголовно-процессуальными системами. Каждая из республик имела свой национальный УПК, принятый в начале 1960-х годов и в обязательном порядке разработанный с учетом общесоюзного рамочного закона – Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик от 25 декабря 1958 г. Речь шла об уголовно-процессуальных системах, отражавших традиции уголовного процесса Российской империи и прошедших через «сито» советской уголовно-процессуальной эволюции. Каковы бы ни были особенности досоветского исторического развития той или иной республики, ее место в Российской империи, причины вхождения в СССР и т.п., но говорить о какой-либо существенной специфике национального уголовно-процессуального развития в такой ситуации не приходится 219 .

219

О генезисе развития досоветского и советского уголовного процесса на территории Российской империи и СССР см. § 1 и 2 гл. 4 настоящего курса (этот материал позволяет понять и истоки развития уголовного процесса в каждой республике бывшего СССР до 1991 г.).

Таким

образом, к моменту обретения независимости постсоветские страны имели приблизительно одинаковые уголовно-процессуальные системы, обладавшие абсолютно однотипными достоинствами и страдавшие абсолютно однотипными недостатками. С одной стороны, каждая из новых постсоветских систем унаследовала укоренившиеся континентальные европейские уголовно-процессуальные ценности, разработанный уголовно-процессуальный инструментарий, устойчивую структуру уголовного процесса, развитую систему уголовно-процессуальной техники. С другой стороны, каждой из них достались в «наследство» советские деформации европейских уголовно-процессуальных институтов, избавиться от которых оказалось даже сложнее, чем от советской идеологии, поскольку они плотно вошли в ткань советско-постсоветской уголовно-процессуальной доктрины и до сих пор часто воспринимаются в качестве «нормального» положения вещей.

Поэтому после провозглашения политической независимости в связи с распадом СССР новые постсоветские страны столкнулись с необходимостью решать в уголовно-процессуальном плане две основные и взаимосвязанные задачи: 1) по созданию национальных уголовно-процессуальных систем, разработке и принятию новых УПК, которые являлись бы уже не УПК «союзных республик», а УПК новых независимых государств; 2) по очищению уголовного процесса от советских идеологических «наслоений» и наиболее одиозных институтов. Однако решение данных задач, обусловившее последующее развитие каждой постсоветской уголовно-процессуальной системы, проходило уже разновекторно и разными темпами с учетом географического положения, политических задач, состояния уголовно-процессуальной доктрины и т.п. соответствующих стран. Нельзя сбрасывать со счета и далеко не одинаковый международный контекст, в котором оказались постсоветские государства, что, в частности, проявилось в разной степени интенсивности зависимости их уголовно-процессуальной эволюции от потенциального членства в европейских организациях (Совет Европы и Евросоюз), а также заинтересованности в соответствующих реформах со стороны международных организаций (ООН, ОБСЕ, БДИПЧ ОБСЕ) и крупнейших иностранных держав, прежде всего США. В этом смысле сейчас уже можно говорить о нескольких вариантах развития постсоветского уголовного процесса, проявившихся в тех или иных странах (группах стран).

Прибалтийские государства (Латвия, Литва, Эстония) не стали сразу приступать к разработке новых уголовно-процессуальных кодификаций, на первом этапе лишь ограничившись внесением срочных «десоветизирующих» изменений в свои «старые» УПК советского происхождения. Не требовал от них принятия новых УПК и Совет Европы, куда они вступили в 1993–1995 гг. Здесь стратегия была направлена на неизбежное вхождение в Европейский Союз и создание не переходных, но окончательных постсоветских уголовно-процессуальных кодификаций, направленных на приведение уголовно-процессуального законодательства в соответствие с высокими стандартами Евросоюза и разрабатывавшихся при непосредственном участии европейских экспертов, прежде всего из Германии. Так, Литва приняла новый УПК в 2002 г., Эстония – в 2003 г., а Латвия – в 2005 г. При этом, невзирая на относительно позднее появление в прибалтийских государствах новых УПК, речь шла не об отставании в развитии, а напротив, об опережающем развитии, свидетельством чему явилась тщательность работ, сопровождавших уголовно-процессуальные кодификации, и отсутствие кодексов «переходного этапа». С точки зрения стратегии уголовно-процессуального развития, к прибалтийским государствам отчасти примыкает Молдавия (Молдова), чьи шансы на вступление в Евросоюз не выглядят полностью иллюзорными. Эта страна также вступила в Совет Европы (1995 г.) со «старым» УПК, ограничившись внесением в него в 1990-е годы необходимых изменений. Она также приняла новый УПК лишь в 2003 г., причем опять-таки при активном участии европейских экспертов, в данном случае прежде всего из Франции и иных романских государств.

Несколько иначе проходило уголовно-процессуальное развитие в закавказских республиках бывшего СССР (Азербайджан, Армения, Грузия). В силу того, что данные государства не рассматривались в качестве серьезных кандидатов на вхождение в Евросоюз, принятие новых УПК стало одним из условий их приема в члены Совета Европы, т.е. именно данная международная организация осуществляла своего рода «европейский контроль» за закавказскими уголовно-процессуальными реформами. Так, Грузия и Армения приняли новые УПК в 1998 г., вступив затем в Совет Европы соответственно в 1999 и 2001 гг. Азербайджан принял новый УПК в 2000 г., что открыло ему дорогу в Совет Европы в 2001 г., куда он был принят одновременно с Арменией, по политическим причинам вынужденной дожидаться появления азербайджанского кодекса. Однако на тот момент к новым закавказским УПК никто не предъявлял в Европе завышенных требований – важен был сам факт их принятия, в силу чего эти кодексы были разработаны с участием не только европейских, но и российских экспертов. Более того, они не только учитывали достижения советской уголовно-процессуальной теории, но и в значительной мере базировались на Модельном УПК для стран СНГ, принятом Постановлением Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ 17 февраля 1996 г. Поэтому, с точки зрения западных дипломатических кругов и международных организаций, речь в данном случае могла идти лишь о «кодексах первой волны» или, иначе говоря, неких УПК переходного периода. Долгая жизнь им уготована не была, за исключением, быть может, УПК Азербайджана 2000 г., который более или менее стабилен. Что касается Грузии и Армении, то разработка новых уголовно-процессуальных кодификаций (УПК «второй волны») началась там буквально через несколько лет после принятия в 1998 г. первых национальных кодексов этих стран. Характерно, что к работе над новыми УПК подключились не столько даже европейские, сколько американские эксперты. В особенности это коснулось Грузии, где в 2009 г. был принят новый УПК, почти полностью воспроизводящий американскую модель уголовного процесса со всеми ее атрибутами и институтами (сделки о признании, суд присяжных, автономия полиции, прокурорская дискреция при осуществлении уголовного преследования и т.п.). В Армении также началась работа над новым УПК, причем центр тяжести деятельности по «международному контролю» за его разработкой перешел с Совета Европы на БДИПЧ ОБСЕ, что, как правило, свидетельствует о большей международной включенности США. При этом немалую активность проявил также Евросоюз, поставивший принятие нового УПК в качестве условия партнерских отношений с Арменией. Однако работа над проектом нового УПК оказалась несколько сложнее, чем представлялось вначале, прежде всего в силу нежелания многих армянских специалистов, задействованных в ней, полностью отказываться от континентальных ценностей и следовать в этом смысле примеру Грузии.

В постсоветских странах Средней Азии (Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан) развитие уголовного процесса по географическим причинам не могло определяться

европейскими интеграционными тенденциями. В то же время сам среднеазиатский уголовный процесс гомогенным не является. Здесь надо выделить две группы стран. В первую из них входят Казахстан и Киргизия (Кыргызстан). Они также приняли на волне первых постсоветских кодификаций свои национальные УПК в 1997 г. (Казахстан) и в 1999 г. (Киргизия), основанные на Модельном УПК для стран СНГ и достаточно бережно воспринявшие советскую уголовно-процессуальную инфраструктуру. Примерно десятилетие спустя здесь также начались работы по разработке новых УПК, которые ведутся при активном участии иностранных экспертов (прежде всего из США и Германии) и международных организаций. Если в Киргизии эта работа еще продолжается, то в Казахстане она завершилась принятием нового (уже второго постсоветского) УПК, вступившего в силу с 1 января 2015 г. Однако в целом с точки зрения тенденций развития казахский и киргизский уголовный процессы находятся в общем русле развития с такими странами, как Армения, Молдавия, Украина (о ней см. далее), отчасти Грузия и др., не забывая, разумеется, и о России. Скажем, в Казахстане в 2011 г. была подготовлена краткая Концепция нового УПК РК, на основе которой писался новый Кодекс и которая выполнена не без влияния германской модели. В Киргизии активная деятельность по разработке нового УПК началась после принятия Конституции 2010 г. при участии различных структур ООН и ОБСЕ. Во вторую группу среднеазиатских стран входят Узбекистан и Туркменистан, отличающиеся едва ли не максимальной стабильностью уголовно-процессуальных систем на постсоветском пространстве. Здесь ничего не меняет даже тот факт, что Узбекистан принял новый (первый постсоветский) УПК одним из первых (1994 г.), а Туркменистан – одним из последних (2009 г.). В обоих случаях речь идет о достаточно консервативных реформах, сохраняющих даже такие положения, от которых законодатели остальных постсоветских стран отказались, скажем, право суда самостоятельно возбуждать уголовное дело. Промежуточное положение занимает среди среднеазиатских государств Таджикистан, принявший новый УПК в 2009 г. С одной стороны, речь также идет о достаточно умеренной кодификации, которую в определенном духе можно назвать консервативной и которая выдержана скорее в духе постсоветских УПК «первой волны» (1990- х годов). С другой стороны, при разработке нового УПК Таджикистан в значительно большей мере, нежели, допустим, Туркменистан, следовал реформаторским тенденциям, прислушивался к мнению зарубежных экспертов и стремился отказаться от советской уголовно-процессуальной инфраструктуры.

Особое место в постсоветских реформах уголовного процесса занимают Белоруссия и Украина. Белоруссия до сих пор не является членом Совета Европы, в связи с чем влияние международных организаций и иностранных экспертов на уголовно-процессуальное развитие этой страны минимально, что обеспечивает стабильность уголовно-процессуального законодательства. Поэтому после принятия УПК Беларуси 1999 г. – достаточно типичного кодекса первой постсоветской волны – ни о каком новом УПК речь сегодня не идет даже на уровне законопроектных работ. Что касается Украины, то она оказалась последней постсоветской страной, заменившей в 2012 г. советский УПК на постсоветский. С одной стороны, тщательность разработки кодекса приближает Украину к прибалтийским странам и Молдавии. Более того, УПК Украины сегодня воспринимается едва ли не как некий образец для остальных постсоветских стран, заменив в этом смысле на постсоветском уголовно-процессуальном «олимпе» УПК РФ 2001 г. Очень большую роль при разработке УПК Украины сыграли европейские и американские эксперты, различные международные организации и т.п. С другой стороны, длительность украинских кодификационных работ объясняется не столько уголовно-процессуальной стратегией и стремлением создать образцовый европейский кодекс «под вступление» в ЕС (как в прибалтийских странах), сколько внутренними дискуссиями украинских специалистов и наличием на Украине исторически очень сильных научных школ (Киев, Харьков, Одесса и др.), воспитанных на традициях Устава уголовного судопроизводства и достижениях советской науки уголовного процесса. В такой ситуации украинский законодатель, как когда-то и его российские коллеги, был вынужден идти на компромиссы и прибегать к эклектичному сложению элементов разных процессуальных систем, что в свою очередь иногда не устраивало ни международных наблюдателей, ни украинских процессуалистов и приводило к замедлению законопроектных работ. Впрочем, с учетом последних политических событий вряд ли следует рассчитывать на стабильность нового УПК Украины 2012 г. Скорее всего уголовный процесс будет развиваться в этой стране в «радикальном» грузинском направлении (периода президентства М. Саакашвили), имея уже мало отношения к достижениям харьковской или киевской научных процессуальных школ.

2. Общие проблемы и тенденции развития постсоветского уголовного процесса

Как мы убедились, уголовный процесс в постсоветских странах более не является единым целым. За истекшие 25 лет произошло его очевидное расслоение, когда каждая страна (группа стран) выбирает свой собственный путь уголовно-процессуального развития, в результате чего сравнительно-правовая карта постсоветского пространства сегодня уже представляет собой достаточно пеструю и разнообразную палитру национальных уголовно-процессуальных систем. Наиболее ярким примером такого расслоения является, допустим, сравнение принятых почти одновременно в 2009 г. второго УПК Грузии и УПК Туркменистана. В первом случае мы имеем дело с отказом от континентальных традиций и осознанной попыткой имплементации уголовного процесса США, причем в его «чистом виде», что проявляется даже на уровне уголовно-процессуальной терминологии. Во втором – законодатель предпочел «законсервировать» континентальную модель в ее крайнем советском варианте, т.е. без учета эволюции последних десятилетий. При взгляде на эти кодексы сложно говорить о единой постсоветской модели уголовного процесса.

В то же время уголовно-процессуальную дифференциацию постсоветского пространства не стоит и преувеличивать. Единые исторические и сравнительно-правовые корни государств бывшего СССР позволяют и, видимо, еще долго будут позволять говорить об общих проблемах и тенденциях развития уголовного судопроизводства. Иногда эти проблемы и тенденции являются региональными (Восточная Европа, Прибалтика, Закавказье, Средняя Азия), иногда – межрегиональными, в некоторых случаях они проявляются фактически на всем постсоветском пространстве. Обоснованно ли говорить в этом смысле о перспективах появления автономной модели уголовного судопроизводства или по крайней мере уголовно-процессуальной семьи, которую можно было бы назвать «постсоветской»? Исключать этого нельзя. По крайней мере общность проблем и предлагаемых путей их решения становится все более заметной, пусть во многих случаях она является проявлением скорее общего влияния международных организаций и иностранных экспертов, нежели обмена мнениями в ходе собственного институционального строительства.

В целом пока еще законодатели большинства постсоветских государств так и не сделали выбор между сохранением исторически присущей их странам континентальной инфраструктуры уголовного процесса и ее полным демонтажом с заменой на нечто вроде англосаксонского уголовного процесса. Такого рода «метания» и «колебания», которые мы наблюдаем не только в России 220 , но и во многих других постсоветских странах (Украина, Казахстан, Армения, Киргизия и др.), нередко приводят к технически недопустимой уголовно-процессуальной эклектике, когда отдельные англо-американские институты искусственно встраиваются в континентальную уголовно-процессуальную ткань, в силу чего не работает система как таковая. Даже грузинский пример выглядит не столько окончательным «англосаксонским выбором», сколько крайним проявлением такого рода метаний, когда маятник колебаний зашел просто-напросто слишком далеко.

220

См. п. 2 § 2 гл. 4 настоящего курса.