Курс Йоги 310. Йога Сутра Патанджали. Комментарии
Шрифт:
Комментарий Вадима Запорожцева: Смысл здесь понятный: для того, чтобы нам прийти к знанию, надо удалить незнание, чтобы получить вот это высшее знание, которое в буквальном смысле все переворачивает.
Логика такая: мы его не получаем, мы не получаем высшего знания, нет! Мы его как бы открываем в себе, удаляя свое незнание. На первый взгляд, ну, какая разница, увеличиваем мы то, чего не было, или удаляем то, что скрывается? Но это разница принципиальная.
Так вот, каким же образом мы достигаем этого высшего знания? Мы удаляем незнание.
Ученик: Каким образом мы удаляем незнание?
Вадим 
Как только мы это делаем, применяя эти вспомогательные средства (Патанджали в дальнейшем будет их описывать), свет знания начинает светиться своей собственной силой. Как только мы разгоняем облака, свет солнца светит своей собственной силой. Мы не зажигаем солнце, мы просто убираем облака.
Другой момент: а в чем же смысл этого различающего постижения? И каким образом вспомогательные средства могут помочь нам достичь посредством этого различающего постижения, что есть неведение, и удалить его, чтобы получить то, что называется знанием. Очень хитрый метод.
Тут я кое-какой фрагмент из него приведу, то есть методы. Вся йога и вся тантра – это не более чем метод. Как бы ни была высока йога, как бы ни была высока тантра либо другая философия – это всего лишь костыли. Всего лишь набор ключей, которыми мы пользуемся для того, чтобы получить то сокровище, которое мы и так уже имеем, но еще пока не в состоянии им пользоваться. Как только мы достигаем этого сокровища, мы выбрасываем как йогу, так и тантру. Она больше не нужна после этого.
Но до того, как мы достигаем этого состояния знания, этого состояния Пуруши, этого состояния освобождения, самая ценная вещь, которая у нас только может быть, - это йога и тантра. Знаешь, это то же самое, как для человека, которого посадили в тюрьму, самая ценная вещь, которая может быть – это напильник в руках или лопата.
Помнишь, как граф Монтекристо или еще кто-то там двадцать лет копал подкоп? Что для него ценнее золота, ценнее всего на свете? Эти инструменты. Пока он сидит в тюрьме. По большому счету, нет для него ничего более ценного. Тюрьма есть тюрьма.
Итак, методы. Каким же образом мы этими методами удаляем неведение? Здесь есть такой подход.
Если я считаю себя тем-то и тем-то, то я делаю иногда мысленный, а иногда совсем не мысленный эксперимент, и начинаю действовать на это святая святых. Вот во мне есть какая-то "священная корова", которой я себя считаю. А дай-ка я на эту "священную корову" песком подействую. Или еще чем-то. Я начинаю мягко манипулировать с тем агрегатом, которым я считаю сам себя. Это очень на самом деле зверский метод. По большому счету аскетизм именно в этом и заключался. То есть это, видишь ли, совсем другой аспект аскетизма, о котором я даже раньше не говорил, это аскетизм с точки зрения методов йоги. "Хорошо, ребята, если я даже подсознательно отождествляю себя с разумом, с телом, еще непонятно с чем, с каким-то куском там внутри, а дай-ка я на него подействую и посмотрю, что из этого получится. Но действовать буду аккуратненько, чтобы ненароком вообще просто не прервать свою жизнь".
Понятно, что одно неверное движение - и ты можешь в принципе повредить свой организм и просто-напросто умереть. Ну, если мы пользуемся аскетизмом... Но, тем не менее, это метод. Раз есть что-то, что мы считаем самим собой, мы начинаем в некотором смысле заниматься самомазохизмом. То есть боль – это когда в принудительном порядке на этот внутренний конгломерат, который мы считаем самим собой, кто-то или что-то действует вне нашей воли. А тут мы сами сидим и так ручкой – боли-боли-боли-боли, медленнее, то есть мы как бы пробуем,
Вот это вспомогательные методы йоги. Дальше – больше. Все равно мне приходится ссылаться на тантру, на методы тантры. Так вот, методы тантры еще более в этом смысле зверские, что ли. Потому что, допустим, один из самых известных сейчас (все о нем говорят… не знаю, глупый о нем не говорит) – пробуждение кундалини и попытка ее поднять. Ведь это не больше, ни меньше, как разбудить свою собственную энергию и промыть вот тот конгломерат, с которым мы самоотождествляемся. И, понятно, когда эта мощная энергия проходит через этот конгломерат, с которым мы самоотождествляемся, он тут же начинает расслаиваться на «Я» и "не «Я»".
Проявляется это по-разному. Опять же, я здесь сделаю ссылку на тантрические методы. Сперва в виде обострения той или иной эмоции, а потом - в виде ее затухания. В тантрах говорится, что по мере того, как энергия кундалини поднимается, она растворяет одну за другой чакры, а чакры представляют собой набор тех или иных качеств. И вот когда сперва эта энергия усиливает эти качества до предела, а потом растворяет их, что это значит? Что мы – раз! – и разотождествились. Мы начинаем заниматься йогой и начинаем чувствовать, что энергия пошла, начинаем чувствовать или переживать те или иные состояния.
Самое первое, с чем человек, хорошо занимающийся йогой, сталкивается – это с гиперсексуальностью. Об этом почему-то мало кто говорит, да? И бедолаги остаются один на один вот с этими новыми ощущениями, с которыми они не знают, что делать. Потому что во всех священных книгах сказано: нельзя, не тронь, не думай, не лезь. А это прет, понимаешь?
Ученик: Первый самый центр, да?
Вадим Запорожцев: Самое первое. Просто дело в том, что наиболее близкая по состоянию, по качеству энергия. Легче просто превратиться.
Затем йог сталкивается с другим качеством: с гневом.
Ученик: Строит всех?
Вадим Запорожцев: Всех строит. Он видит, что все козлы, бараны, ничего не делают, понимаешь? Это типичные примеры диктаторов. Он видит глупость всех людей, внутри он понимает, насколько они глупы. Они объективно глупы, что там греха таить. Но у него возникает желание всех их построить.
Ученик: Почему?
Вадим Запорожцев: Да потому что это энергия начинает с наибольшей силой усиливать это чувство гнева. Но потом, если идет процесс дальше, желание достигает поистине, как бы тебе сказать, страшной степени напряженности. Знаешь, это будет маниакальное желание. Я более чем уверен, что какие-то проблески таких моментов были у Гитлера, у кого угодно. Я не хочу сказать, что это плохо или хорошо. Это закономерно.