Курсант: Назад в СССР 10
Шрифт:
— Какая разница? И вообще, это были не совсем люди…
— С правовой и биологической точки зрения — самые настоящие люди. Просто их позиция не вписывалась в рамки общегосударственной.
В комнате, а вернее, в прихожей целую секунду звенела тишина.
— А ты не охренел? Будешь еще убийц защищать? Всех, кого я отправил на тот свет — заслужили индивидуальный котел в аду.
В ушах у меня стучала кровь, и, наверное, мой собеседник что-то такое заметил.
— Да не защищаю я… — примирительно проговорил парень. — Просто хочу
— Не считаю, просто то, что ты увидишь, тебе может не понравиться.
— Посмотрим, — хмыкнул Олег. — Не понравится, снова на журнальчики перейду. Или детективы читать буду. Вайнеров и Агату Кристи. Ну так что? Справишь мне корки?
— Я же сказал, что сделаю, — буркнул я.
— Заметано, — просиял Олег. — Вот номер телефона моих родителей. Обещай, что позвонишь, если у вас будет выезд.
— Есть у меня твой номер. Да и не будет у нас никакого выезда, — отмахнулся я. — Сплюнь! Накаркаешь!
— Ну, а вдруг, — канючил Олег. — Обещай позвонить и с собой взять.
— Лан, фиг с тобой, обещаю…
— Слово офицера?
— Чего?
— Даешь слово офицера? Ты же офицер.
— Не принято так говорить у нас, это белогвардейское выражение, — вскинул я на него брови, а про себя подумал, что слово «офицеры» в милиции используется с приставкой «товарищи», а без нее войдет в обиход чуть попозже, уже после развала Союза, когда «офицер» все-таки больше будет ассоциироваться с патриотизмом и песней Газманова, а не с белыми «недобитками». — Где ты таких выражений нахватался?
— Не знаю, — пожал плечами Олег… — я думал, ты так выражаешься.
— Пока нет…
— Что значит «пока», а что потом будет? — Олег уставился на меня пытливыми глазами.
Вот бляха! Такое ощущение, что он что-то знает… Или догадывается. Как такое может быть? Я изменил его жизнь, но его оперская сущность никуда не делась, а наоборот, лезет наружу, причем раньше времени… Совсем я запутался в этих играх с судьбой. Ладно… Дальше видно будет. По крайней мере, никакая Зверева его давно уже не бьет. И вырос он в благополучной сытой полной семье.
— Ничего не значит, — отмахнулся я. — Короче, пошли чай пить. Куда прешь в обутках, говнодавы скинь. Во-от, другое дело. Света, солнце, что у нас к чаю?
Из прихожей номера мы вошли в комнату, где Света, сидя на диванчике, точила коготочки.
— Здрасьти, — растянулся в улыбке Олег. — Я это… Вот, на побывку приехал.
— Да слышала я ваш разговор, — Света вскинула изящную бровь. — Эклеры будешь?
— Конечно!
— Руки помой, — проворчал я.
— Ай-й-й, — наморщил лоб Олег. — С тобой, как с папкой.
— Ты же хирург, а не тракторист, так и держи свой инструмент в чистоте, — хмыкнул я.
В дверь постучали.
— Кого там еще принесло? — продолжал я ворчать. — Не воскресенье, а день приемов какой-то. Открыто! Входите!
Дверь зловеще скрипнула, и на пороге выросла широкая
Его появление могло означать только одно…
— В лесу? — быстро поинтересовался я. — Привязанный и без головы?
— Привязанный, но голова на месте, — озадаченно проговорил Никита Егорович. — Ноги нет.
— Какой ещё ноги?
— Левой, — пожал плечами шеф.
— Япона-мама, — нахмурился я.
— Началось, — вздохнула Света.
— Ого! — воскликнул Олег. — Маньяк все-таки. Теперь ногу будем искать!
И засветился, что твоя гирлянда.
— Это еще кто? — зыркнул в сторону парня Горохов.
— Да никто, — отмахнулся я. — Родственник приблудился. Дальний.
— Как это никто? — парень протянул Горохову руку. — Меня Олег зовут. Никита Егорович, я много читал о вас в газетах и в «Советской милиции». А еще я про вас по радио слышал, там сказали, что вы ушли на пенсию, но не смогли остаться на заслуженном отдыхе, так как душой болели за безопасность советских граждан и за раскрытие тяжких преступлений — и решили вернуться в органы прокуратуры.
— Было, такое, да-а… — одобрительно закивал Горохов.
— Я вот Андрею предложил свою помощь… В качестве понятого. Вам же пригодится «свой»? Да? Вот где вы сейчас в лесу понятых найдете? А я с вами поеду.
— А ты хотя бы раньше трупы видел, родственник Олег?
— Нет… Ну, только когда маленький был. Когда маму убили.
Смотри-ка, вот что называется — не растерялся. Я наблюдал за ним, пока не пытаясь вмешиваться.
— Ого, — нахмурился Горохов, — сочувствую.
— Да, ничего, я плохо это помню… Андрей мне потом приемных родителей нашел. Хорошие они люди. Ну, так что? Возьмете меня в помощники?
— А чего не взять, — хмыкнул следователь. — Парень ты, смотрю, шустрый. Восемнадцать-то есть? Понятыми только совершеннолетние могут быть, учти.
Олег бодро кивнул.
— На той неделе исполнилось.
— Ну и отлично, с нами поедешь, — Горохов повернулся ко мне. — Собирайся, Андрей Григорьевич. Каткову и Погодину я уже сказал.
Я наклонился и шепнул шефу.
— Может, этого, — незаметно кивнул я на Олега, — не будем брать?
— А что так?
Кажется, начальник не понял, почему это я не хочу пойти навстречу родственнику и прихватить лишние рабочие руки.
— Да молодой еще, малахольный. Боюсь, в штаны наложит, когда реальную кровь увидит.
— Ты сам-то когда убийства раскрывать начал? — шеф назидательно вскинул на меня бровь. — Тоже в возрасте перезрелого старшеклассника? Ведь так?
— Ну, то я… — пожал я плечами.
— Сам говоришь, что родственник, — Горохов по-учительски поднял указательный палец вверх. — Генетика — штука упрямая. А вдруг он в тебя пошел? Проверим, обкатаем, а потом, глядишь, в школу милиции поступит.
— Не надо его ни в какую школу милиции, — замотал я головой. — Он врачом хочет стать